Нефтяной кризис (1973). Почём чёрное золото? Нефтяной кризис 1973 года последствия

Причины и последствия нефтяного кризиса 1973 года до сих пор вызывают горячие споры среди историков. Известно наверняка лишь то, что этот кризис очень сильно ударил по автомобильной промышленности западных стран. Особенно сильно нефтяной кризис 1973 года затронул Америку.

К концу эмбарго в марте 1974 года цена на нефть выросла с 3 дол. США за баррель до почти 12 дол. США в глобальном масштабе. Цены в США были значительно выше. Эмбарго вызвало нефтяной кризис или «шок» со многими краткосрочными и долгосрочными последствиями для глобальной политики и мировой экономики. Позднее он был назван «первым нефтяным шоком», после которого был нефтяной кризис 1979 года, названный «вторым нефтяным шоком».

Как это было

К 1969 году американский внутренний выпуск нефти не мог идти в ногу с ростом спроса. В 1925 году на нефть приходилась одна пятая американского потребления энергии. К тому времени, когда началась Вторая мировая война, треть потребностей в энергии в Америке удовлетворялась нефтью. Она начала заменять уголь в качестве предпочтительного источника топлива - он использовался для обогрева домов и производства электроэнергии, и это было единственное топливо, которое можно было бы использовать для воздушного транспорта. В 1920 году на американские нефтяные месторождения приходилось почти две трети мировой добычи нефти. В 1945 году производство в США увеличилось почти до двух третей. США смогли самостоятельно удовлетворить свои собственные энергетические потребности в течение десятилетия между 1945 и 1955 годами, но к концу 1950-х годов импортировали 350 миллионов баррелей в год, в основном из Венесуэлы и Канады. В 1973 году производство в США сократилось до 16,5 % от общего объема. Это было одно из последствий нефтяного кризиса 1973 года.

Нефтяное противостояние

Расходы на добычу нефти на Ближнем Востоке были достаточно низкими, чтобы компании могли получать прибыль, несмотря на пошлины США на импорт нефти. Это повредило отечественным производителям в таких местах как Техас и Оклахома. Они продавали нефть по тарифным ценам, и теперь им пришлось конкурировать с дешевой нефтью из региона Персидского залива. Первыми американскими фирмами, использующими низкие издержки производства на Ближнем Востоке, были Getty, Standard Oil of Indiana, Continental Oil и Atlantic Richfield. В 1959 году Эйзенхауэр сказал: «Пока нефть Ближнего Востока остается такой же дешевой, как это есть, мы, вероятно, мало что можем сделать, чтобы уменьшить зависимость Западной Европы от Ближнего Востока». Все это позже приведет к нефтяному кризису 1973 года.

В конце концов, по просьбе независимых американских производителей Дуайт Д. Эйзенхауэр ввел квоты на иностранную нефть, которые оставались на уровне между 1959 и 1973 годами. Критики называли это политикой «истощения Америки прежде всего». Некоторые ученые полагают, что политика способствовала сокращению добычи нефти в США в начале 1970-х годов. В то время, как производство нефти в США сократилось, внутренний спрос увеличивался, что привело к инфляции и неуклонно растущему индексу потребительских цен в период между 1964 и 1970 годами.

Другие последствия

Нефтяному кризису 1973 года предшествовало множество событий. Сальдо торгового баланса США сократилось с 4 млн. баррелей в сутки до 1 млн. баррелей в сутки в период между 1963 и 1970 годами, что увеличило зависимость США от импорта иностранной нефти. Когда Ричард Никсон занял свой пост в 1969 году, он поручил Джорджу Шульцу возглавить комитет по пересмотру программы квот Эйзенхауэра - комитет Шульца рекомендовал отменить квоты и заменить их пошлинами, но Никсон решил сохранить квоты из-за активной политической оппозиции. В 1971 году Никсон установил предельный уровень цен на нефть, так как спрос на нефть увеличивался, а производство сокращалось, что увеличивало зависимость от импорта иностранной нефти, поскольку потребление было подкреплено низкими ценами. В 1973 году Никсон объявил о конце системы квот. В период с 1970 по 1973 год импорт сырой нефти в США почти удвоился, достигнув 6,2 млн. баррелей в день в 1973 году.

Продолжение эмбарго

Эмбарго продолжалось с октября 1973 года по март 1974 года. Поскольку израильские силы не вышли на линию перемирия 1949 года, большинство ученых считают, что эмбарго было провальным. Рой Ликлидер в своих книгах «Политическая держава» и «Арабское нефтяное оружие» за 1988 год пришел к выводу, что это был провал, поскольку страны, на которые это было нацелено, не изменили свою политику в отношении арабо-израильского конфликта. Ликлидер полагал, что любые долгосрочные изменения были вызваны увеличением ОПЕК по размещенной цене на нефть, а не эмбарго на ОАЭП. С другой стороны, Даниэль Ергин сказал, что эмбарго «переделает международную экономику».

Тяжелые последствия

В долгосрочной перспективе нефтяное эмбарго изменило характер политики на Западе в направлении расширения исследований, исследований альтернативной энергетики, энергосбережения и более ограничительной денежно-кредитной политики для лучшей борьбы с инфляцией. Финансисты и экономические аналитики были единственными, кто на самом деле понимал систему нефтяного кризиса 1973 года.

Это повышение цен оказало существенное влияние на страны, экспортирующие нефть, на страны Ближнего Востока, на которых в течение длительного времени доминировали промышленные державы, которые, как считается, взяли под свой контроль жизненно важный товар. Страны-экспортеры нефти начали накапливать огромное богатство.

Роль благотворительности и угроза исламизма

Некоторые из доходов были распределены в форме помощи другим слаборазвитым странам, экономика которых была затронута более высокими ценами на нефть и более низкими ценами на собственные экспортные товары на фоне сокращения спроса на Запад. Многое пошло на закупки оружия, которые усугубляли политическую напряженность, особенно на Ближнем Востоке. В последующие десятилетия Саудовская Аравия потратила более 100 миллиардов долларов на то, чтобы помочь распространить фундаменталистскую интерпретацию Ислама, известного как ваххабизм во всем мире, действуя через религиозные благотворительные организации, такие как Фонд Аль-Харамэйн, который часто также распределял средства для насильственных суннитских экстремистских групп, таких как «Аль-Каида» и «Талибан».

Удар по автопромышленности

Увеличение импортных автомобилей в Северной Америке вынудило General Motors, Ford и Chrysler ввести более мелкие и экономичные модели для внутренних продаж. У Dodge Omni/Plymouth Horizon от Chrysler, Ford Fiesta и Chevrolet Chevette были четырехцилиндровые двигатели, и были предназначены они для, по крайней мере, четырех пассажиров к концу 1970-х годов. К 1985 году средний американский автомобиль переместился на 17,4 миль за галлон, по сравнению с 13,5 в 1970 году. Улучшения остались, хотя цена на баррель нефти оставалась постоянной на уровне 12 долларов США с 1974 по 1979 год. Продажи больших седанов для большинства автомобильных брендов (за исключением продуктов Chrysler) восстановились в течение двух модельных лет кризиса 1973 года. Cadillac DeVille и Fleetwood, Buick Electra, Oldsmobile 98, Lincoln Continental, Mercury Marquis и ряд других седанов, ориентированных на роскошь, стали популярными снова в середине 1970-х годов. Единственными полноразмерными моделями, которые не восстанавливались, были более низкие ценовые модели, такие как Chevrolet Bel Air и Ford Galaxie 500. Немногие модели, такие как Oldsmobile Cutlass, Chevrolet Monte Carlo, Ford Thunderbird и другие хорошо продавались.

Экономичный импорт сопровождался большими, дорогими автомобилями. В 1976 году Toyota продала 346 920 автомобилей (средний вес - около 2100 фунтов), а Cadillac продала 309 139 автомобилей (средний вес - около 5000 фунтов).

Революция в автопроме

Федеральные стандарты безопасности, такие как NHTSA Federal Safety 215 (относящиеся к защитным бамперам) и компактные устройства, такие как Mustang I 1974 года, были прелюдией к пересмотру категорий транспортных средств DOT «уменьшением». К 1979 году практически все «полноразмерные» американские автомобили сократились, обзаведясь меньшими двигателями и меньшими внешними размерами. Chrysler завершил производство полноразмерных роскошных седанов в конце 1981 года, перейдя на полноприводную линию авто на весь 1982 год.

Причины нефтяного кризиса не ограничивались нефтяными эмбарго со стороны США. После Второй мировой войны большинство стран Западной Европы вводило пошлины на импорт моторного топлива, и в результате большинство автомобилей, произведенных в Европе, были меньше и экономичнее, чем их американские аналоги. К концу 1960-х годов рост доходов поддерживал рост размеров автомобилей.

Нефтяной кризис отвернул западноевропейских покупателей от более крупных и менее экономичных автомобилей. Самым заметным результатом этого перехода стал рост популярности компактных хэтчбеков. Единственными заметными маленькими хэтчбеками, построенными в Западной Европе до нефтяного кризиса, были Peugeot 104, Renault 5 и Fiat 127. К концу десятилетия рынок расширился благодаря внедрению Ford Fiesta, Opel Kadett (продается как Vauxhall Astra в Великобритании), Chrysler Sunbeam и Citroën Visa. Похоже, массовый переход населения на компактные автомобили был единственным путем решения нефтяного кризиса 1973 года.

Конец 1970-х-начало 1980-х гг. вошли в историю энергетической политики как период второго нефтяного шока. В советской литературе энергетические кризисы 1973 и 1979-1980-х гг. было принято рассматривать в рамках концепции общего кризиса капитализма, как две его стадии, однако такой подход был не единственным.

Так, заместитель директора Института США и Канады АН СССР Г.Е. Скоров выступил с критикой традиционной советской концепции: « США пережили два энергетических кризиса. Иногда их рассматривают как две фазы одного и того же энергетического кризиса. Представляется, что для такой оценки нет оснований. Кризис не является чем-то постоянным. Кризисы наступают и преодолеваются». В американской и европейской литературе, в прессе того времени и в официальных документах с 1979 г. утвердилось название «второй нефтяной шок» или «второй нефтяной кризис». В настоящее время термины «кризис 1979-1980 гг.», «второй нефтяной кризис», «второй нефтяной шок», «второй энергетический кризис» являются общеупотребительными.

Второй нефтяной шок длился около двух лет и проходил в два этапа. Первый развернулся в 1979 г., поскольку массовые выступления против режима шаха Пехлеви привели к полной остановке нефтяной промышленности Ирана, бывшего вторым производителем нефти в ОПЕК после Саудовской Аравии. Второй этап кризиса пришелся на осень-зиму 1980 г. и был вызван началом ирано-иракской войны, повлекшей снижение уровня добычи ее участниками. В обоих случаях на фоне незначительного и непродолжительного снижения производства рынок оказался охвачен паникой, приведшей к небывалому росту цен, который, по словам и.о. Генерального секретаря ОПЕК (1983-1988) Ф. Аль-Чалаби, «трудно объяснить даже сегодня и, тем более, обосновать экономически». Действительно, в отдельных случаях речь шла о более чем 50 долл. за баррель. В 1980 г. опасения блокировки главной мировой нефтяной артерии - Персидского залива - усугубили положение. Лишь в октябре 1981 г. в результате наращивания производства Саудовской Аравией официальная цена ОПЕК была снижена до 32 долл., что обозначило окончание кризиса.

Фактологическая канва кризиса конца 1970-х - начала 1980-х гг. известна достаточно хорошо. В ответ на «клеветнические» публикации в центральной иранской прессе в адрес религиозного лидера в изгнании аятоллы Хомейни в начале 1978 г. в Куме, священном для мусульман городе, вспыхнули протесты, в результате подавления которых была пролита кровь. Эти события ввергли Иран в замкнутый круг похоронных процессий, демонстраций и кровопролития. В октябре 1978 г. протесты перекинулись в юго-западную часть страны, где находился центр нефтедобычи. В итоге повстанцами был захвачен офис Oil Service Company of Iran. Ни введение военного положения, ни назначение на пост премьер-министра одного из оппозиционных деятелей, Ш. Бахтияра, не смогло спасти монархию в Иране. 16 января 1979 г. шах Пехлеви вылетел из аэропорта Тегерана, в отпуск, увезя с собой шкатулку иранской земли, земли, на которую ему так и не суждено будет вернуться. Возвращение в страну 1 февраля 1979 г. после 15-тилетней ссылки духовного лидера революции аятоллы Хомейни означало крах прежнего режима и начало нового периода в истории Ирана.

Позиция США относительно событий, происходящих в Иране, была сложной и неоднозначной. Многие исследователи обращают внимание на крайне низкий уровень американской иранистики, а также на слабость теоретической и практической подготовки персонала посольства США в Тегеране. А.С. Купер саркастично цитирует слова У. Салливана, занимавшего пост посла в 1977-1979 гг., который прямо признавался в своей «полной невинности по части Ирана». Он никогда не жил и не работал ни в Иране, ни в какой-либо другой исламской стране, получив пост посла лишь потому, что имел опыт общения с авторитарными правительствами, работая в Лаосе, на Филиппинах и т.д. Примерно так же обстояли дела и с главой группы ЦРУ, который не говорил на фарси, зато был сведущ в японском, прослужив 13 лет в Токио.

Дж. Картера, пришедшего к власти на риторике прав и свобод человека, происходящее в Иране ставило в неловкое положение. Еще до победы революции американские политики признавали вину шаха в происходящем. 10 октября 1978 г. президент заявил о губительности насильственной вестернизации традиционных обществ, заметив, что «шах слишком рьяно взялся за установление демократии в Иране и за формирование прогрессивного взгляда в отношении социальных проблем».

В результате всех этих событий к рождеству 1978 г. нефтедобыча в Иране, исчислявшаяся 5,5-6 МБД (4,5 из них шли на экспорт) упала до нуля. Это привело к скачку цен на нефть на рынке наличного товара в Европе на 10-20%. В таких обстоятельствах 17 декабря 1978 г. конференция ОПЕК приняла решение о поквартальном повышении цен на 14,5% в следующем, 1979 г. 26 марта 1979 г., во исполнение решения декабрьской конференции, цены на нефть были подняты до 14,56 долл. К июлю 1979 г. цена на «черное золото» достигла 18 долл., при допустимом максимальном уровне в 23,5 долл. В декабре 1979 г. базовая цена составила 24 долл., в мае 1980 г. - 28 долл., а по итогам балийской встречи ОПЕК, проходившей в декабре 1980 г. на фоне раскатов ирано-иракской войны, были утверждены две цены на нефть - 32 долл. за баррель саудовской нефти и 36 долл. для всех остальных членов ОПЕК (110-120 долл. в ценах 2008 г.). Снижение цены Саудовской Аравией демонстрировало решительность Эр-Рияда предупредить развитие событий, аналогичное 1979 г. И надо сказать, ей это удалось. Как отмечалось в одном из документов, рост цен в 1980 г., после начала войны в Заливе, оказался «умереннее, чем ожидалось»: лишь на короткое время цены по сделкам подскочили до 50 долл., но в начале ноября 1980 г. они вернулись на прежний уровень. Необходимо заметить, что стабилизация рынка была связана не только с действиями Саудовской Аравии, но и с тем, что и Ирак, и Иран, серьезно зависевшие от нефтедолларов, приложили все усилия, чтобы возобновить поставки на внешний рынок сразу же после начала военных действий (см. Приложение, табл. 18).

Несмотря на то, что в итоге худший из сценариев не реализовался, все же за 1979-1980 гг. рост цен на нефть составил почти 300%. Что явилось его причиной? На наш взгляд, страх перед надвигавшимся «нефтяным голодом», который стал причиной небывалой паники на рынках. ОПЕК, по всеобщему представлению бывшая дирижером нефтяного рынка, в 19791980 гг. потеряла контроль над своим оркестром. Министр А. Ямани прямо признался во время визита в Вашингтон в сентябре 1979 г., что «в настоящий момент только потребители могут ограничить рост цен путем снижения спроса на нефть». В условиях полнейшей неопределенности относительно поставок в 1979-1980 гг. торговля нефтью передислоцировалась на наличный (спотовый) рынок - нечто новое для мировой практики до 1980-х гг. Этот тип рынка просто не признавал «официальной» цены ОПЕК (см. Приложение, табл. 19). Условия каждой отдельной сделки здесь определялась покупателем и продавцом, что сообщало ценам крайне волатильный характер, а в условиях негативных ожиданий обернулось их практически неограниченным ростом. Так, уже летом 1979 г. японские компании платили выше 50 долл. за баррель. Аналитики также отмечали аномальность поведения спотового рынка в том смысле, что обычно цены на нем колеблются вокруг нижнего, а не верхнего

рыночного уровня.

Состояние неразберихи, нечто «нормальное» для кризиса в целом, было усугублено тем, что поддавшись всеобщей панике, на рынок устремились и частные компании, и государственные агенты. По данным МЭА, особенно активными в этом оказались Япония, США и ФРГ. Желая пополнить свои стратегические резервы, эти государства создавали искусственно завышенный спрос на «черное золото», усугубляя и без того непростое положение на рынке. Такое поведение противоречило установкам МЭА о создании стратегических запасов исключительно в «мирное», стабильное время. В добавление к этому, в два раза возросло и количество межправительственных транзакций, бывших традиционным способом покупки нефти в докризисный период.

Наконец, не только потребители, но и производители внесли лепту в повышение градуса напряжения на рынке. В 1979 г. поддавшись искушению получить премиальные, сравнимые со спотовым рынком, многие страны ОПЕК «увеличили цены официальных прямых продаж», вопреки согласованному в декабре 1978 г. уровню, запустив, тем самым, механизм повышения цен на опережение (leapfrogging).

В ходе этого кризиса также не сработала имевшаяся в 1973 г. подушка безопасности в виде ТНК, которые смягчили и перераспределили удар кризиса между странами-реципиентами нефти. Возможности компаний к концу 1970-х гг. снизились не только ввиду кардинального изменения правил игры на нефтяном рынке, но и вследствие того, что после событий 1973 г. они оказались еще сильнее зажаты в тиски антитрестовского законодательства. Потеряв традиционные источники сырья - концессии, компании устремились на наличный рынок, что увеличило количество акторов на нем в геометрической прогрессии.

На наш взгляд, именно, паника и хаос, усугубленные действием «фактора страшных газетных заголовков», а не реальная нехватка нефти на рынке лежали в сердце кризиса 19791980 гг. (см. Табл. 10). О «надуманности» нефтяного дефицита, бывшего главным поводом для страха, свидетельствуют и публикации специалистов, и архивные документы. Согласно отчету ОПЕК, простой иранской нефтяной промышленности в 1979 г. был уравновешен наращиванием добычи другими членами ОПЕК на 3,8%, а также ростом на 5,1% добычи в

0. Кризис 1979-1980-х гг.: импорт сырой нефти развитыми странами.

Источник: The World Oil Market in the Years Ahead, 6/15/1979, NLC 133-177-4-3-1, JCL.

Северном море и Мексике.

Документы ОЭСР и МЭА показывают, что в первом полугодии 1979 г. импорт в страны «Большой семерки» остался близким к уровню 1978 г., причем по сообщениям компаний география распределения нефти также не претерпела существенных изменений. Единственная страна, которая снизила импорт, была Великобритания. Уже к середине марта 1979 г. уровень добычи в Иране поднялся до 2,5 МБД, и это - на фоне решения короля Саудовской Аравии поднять уровень добычи с 8,5 до 10,3 МБД, которое было принято им после получения личного письма от Дж. Картера. Еще 1 МБД восполнялся другими членами ОПЕК. 500 тыс. баррелей в день добывалось за ее пределами. Таким образом, уже в марте 1979 г. снижение уровня добычи в мировом масштабе едва ли достигало 2%, что могло быть покрыто за счет использования других видов топлив.

В пользу тезиса о мифичности недостатка нефти на рынке в 1979-1980 гг. свидетельствуют и данные о росте запасов нефти (как коммерческих, так и стратегических) в странах ОЭСР. К концу 1979 г. они поднялись с 71 до 84 дней потребления, что в свою очередь, стало дополнительным фактором, выдавливавшим и без того высокие цены вверх. Так, закупки нефти в СНР были прекращены Вашингтоном только в марте 1979 г., когда рынок уже прошел «худшую стадию», связанную с полной остановкой промышленности Ирана. То есть сложилась достаточно абсурдная ситуация, когда в ожидании нехватки топлива покупатели ринулись на рынок наличного товара, поднимая, тем самым, цены вверх, что в итоге вызывало панику, которая в свою очередь становилась фактором дальнейшего роста цен. Нам кажется, что следующая фраза из телеграммы, посланной Госдепартаментом ближневосточным посольствам, адекватно характеризует странную ситуацию на рынке: «Даже если добыча нефти в Иране будет восстановлена на уровне 3,5 МБД, а производство в других странах ОПЕК достигнет максимума производственных мощностей, предложение на мировом рынке нефти будет оставаться дефицитным, хотя и достаточным для удовлетворения текущего спроса и восстановления истощенных запасов». Если рынок, предложения которого было достаточно не только для удовлетворения спроса, но и для пополнения запасов, называется «дефицитным», то не совсем понятно, какой уровень предложения считался в Госдепартаменте нормальным.

Каков же был ответ стран-потребителей, ЕЭС и США, на очередную лихорадку нефтяного рынка? Во-первых, в отличие от нефтяного шока 1973 г., который был вызван войной Судного дня, данный кризис был менее политизированным, что позволило Европе и США выступить единым фронтом - оказавшись по разные стороны баррикад по отношению к событиям 1973 г., в случае с иранской революцией Брюссель и Вашингтон придерживались одинаковых взглядов. Во-вторых, у импортеров нефти на сей раз имелся опыт прохождения кризиса 1973-1974 гг., была стратегия координации усилий и план действий - Соглашение о международной программе развития энергетики 1974 г., главный учредительный документ МЭА. Отдельные положения этого соглашения составляли Систему распределения нефти при возникновении чрезвычайных ситуаций (Emergency Sharing System). Она должна была приводиться в действие автоматически в случае, если импорт одного из членов МЭА снижался на 7%. Ее участники также были обязаны создать резервные запасы нефти в объеме, равном 90 дням импорта, которые могли быть использованы в случае существенного срыва поставок. Международный аспект данной программы заключался в том, что поставки и имеющиеся запасы должны были перераспределяться среди участниц МЭА с тем, чтобы смягчить удар по отдельно взятым странам, а для общего контроля над ситуацией планировалось ввести систему регистрации транзакций на рынке. На домашнем фронте правительства были обязаны в короткое время сократить спрос на нефть и нефтепродукты, применить комплекс мер по стимулированию перехода на альтернативные виды топлива, увеличить собственную добычу нефти, перейти, в случае необходимости, к нормированию нефтепродуктов, что, например, активно использовалось в США в 1973-1974 гг.

События второго нефтяного шока стали «боевым крещением» для этой системы. Несмотря на то, что Швеция, один из членов МЭА, сообщила о 16% снижении импорта, решение о приведении в действие вышеописанной программы так и не было принято (к слову, она так и не была опробована до сих пор). Вместо этого стали использоваться лишь отдельные ее рычаги, прежде всего, направленные на экстренное сокращение энергопотребления.

Для этого существовало несколько причин. Хотя в МЭА и понимали, что запуск программы возымел бы положительный психологический эффект, существовали чисто технические опасения относительно успешности этого начинания с учетом того, что Франция, один из крупнейших игроков на европейском рынке, находилась за ее пределами. Неудачный же запуск системы серьезным образом дискредитировал бы МЭА. Еще одним сдерживающим

обстоятельством было отсутствие надежной статистики о состоянии рынка и перспективах его

развития ввиду переключения основного массива операций на рынок наличного товара.

Уже 1-2 марта 1979 г., когда кризис только разворачивался, заседание Правления МЭА (встреча министров энергетики стран-членов) приняло Программу действий на 1979 г., центральным пунктом которой являлось срочное сокращение потребления на 5% (эквивалент 2 МБД). Страны-участницы должны были предпринять срочные меры, в том числе, фискального характера, по снижению энергопотребления (это, прежде всего, касалось США, где цены на нефтепродукты были гораздо ниже мировых) и стимулированию перехода на альтернативные виды топлива и на тяжелые сорта нефти, более доступные на рынках.

В этом же месяце европейские страны обсудили возможные меры по успокоению рынков. Предложение Франции усилить контроль над портами в Генуе, Триесте и Роттердаме - главные ворота Европы - было воспринято резко отрицательно ФРГ и Великобританией, не разделявшими дирижистских настроений Парижа. Второе французское предложение об установлении потолков закупочных цен получило поддержку со стороны ФРГ, которая обещала подумать, как «заставить это предложение работать».

Полномасштабная сверка часов по поводу ситуации на нефтяном рынке была проведена на саммите «Большой семерки» в Токио 28-29 июня 1979 г. Эта встреча проходила на фоне очередного повышения цен на нефть, и президент Картер воспользовался возможностью выступить от имени «расстроенных и обозленных» потребителей с обвинительными словами в адрес производителей. Он отметил, что впервые индустриальные страны высказались открыто и единогласно против действий ОПЕК, что нашло отражение в итоговом коммюнике саммита: «По общему согласию, необоснованное повышение цен на нефть неизбежно повлечет за собой очень серьезные экономические и социальные последствия. Оно будет означать инфляцию и замедление роста по всему миру. Это, в свою очередь, приведет к большей безработице, большим проблемам с дефицитом торгового баланса и создаст угрозу стабильности развивающихся и развитых стран мира в равной степени». Несмотря на всю решительность и привлекательность такой риторики для избирателей, президент и Министерство энергетики США поддерживали весьма тесный контакт с Саудовской Аравией. Из документов явствует, что, как и после встречи «Большой семерки» 1978 г., так и после Токио в 1979 г., Эр-Рияд был ознакомлен самым подробнейшим образом с содержанием бесед

и настроением умов лидеров развитого мира.

Участники встречи в Токио подтвердили мартовское решение МЭА о сокращении энергопотребления, а европейское крыло саммита внесло предложение о регистрации сделок по купле-продаже нефти, что предусматривалось и чрезвычайной программой МЭА (сами европейцы уже запустили ограниченный по масштабам проект мониторинга операций на наличном рынке). Но это предложение так и осталось предложением. В США существовали сомнения относительно его применения на практике ввиду наличия возможных законодательных препонов в странах-участницах. Также не было понимания масштабов такого мероприятия. Считалось, что для его осуществления, чисто технически, могло бы потребоваться привлечение «международной организации или крупной частной фирмы». В заключительном коммюнике содержался призыв к компаниям и государствам воздержаться от пополнения резервов, однако, он так и остался только призывом. Германия, Нидерланды, Соединенное Королевство отказались придерживаться каких-либо ограничений на этот счет, продолжали пополнять свои запасы и США. В итоге, общие темпы создания резервов в 1979 г. достигли 1,1 МБД, что, для сравнения, было эквивалентно уровню добычи Алжира. В 1980 г. запасы нефти ОЭСР были на исторически самом высоком уровне. В одной только ФРГ, в девяти хранилищах на севере страны на начало 1981 г. находилось 40 млн. тонн нефти, эквивалент 131 дня потребления. И это - не считая 22 млн. тонн запасов, находящихся в

распоряжении промышленных предприятий и частных хозяйств.

В продолжение этого саммита, в декабре 1979 г., на совещании МЭА было достигнуто соглашение о создании «умной» системы мониторинга рынка с учетом показателей импорта, экспорта, возможностей по сокращению потребления различных государств, которая позволяла бы оперативно определять предельные размеры импорта для каждой страны в случае возникновения чрезвычайной ситуации на рынке. Как оказалось, для США эти нормы были наиболее близки к актуальным объемам закупок (8,5 МБД), в том числе, с учетом пополнения СНР, в то время как для стран Европы это могло бы обернуться дополнительными обязательствами по снижению импорта.

Осенью 1980 г., когда вместе с началом ирано-иракской войны мир вступил во вторую фазу энергетического кризиса, те изменения в комплексе мер по реагированию на чрезвычайные ситуации, которые были внесены странами-членами МЭА в 1979 г. ad hoc, приобрели черты системности. Вновь не были запущены в действие механизмы распределения ресурсов, а 1 октября 1980 г. МЭА, вновь безуспешно, призвала страны воздержаться от покупок на наличном рынке. Состоявшееся в декабре совещание Правления МЭА обсуждало возможность введения ограничений импорта по странам. Однако, в итоге, оно обошлось лишь призывом к странам-членам не превышать оптимальный уровень импорта и воздерживаться от «нежелательных покупок на наличном рынке». Такая ставка на призывы и добровольность были детерминированы отчасти тем, что от переходной администрации Р. Рейгана поступил сигнал о том, что административные ограничения могут быть пересмотрены после

инаугурации.

9 декабря 1980 г. в Париже состоялось очередное заседание Правления МЭА, итоговое коммюнике которого может быть названо обновленной версией программы действий развитых стран в чрезвычайных ситуациях на нефтяном рынке. Первой линией обороны было объявлено дальнейшее укрепление и совершенствование менеджмента стратегических национальных резервов, второй - ограничение «нежелательных закупок по ценам, которые могут оказать давление на рынок», третьей - сокращение энергопотребления, переход на иные виды топлива, увеличение собственной добычи, что маркирует перемену в расстановке приоритетов по

сравнению с прошлым годом.

Некоторые исследователи считают, что неспособность МЭА во время кризиса 19791980-х гг. выступить «единым фронтом» и запустить в действие систему реагирования на чрезвычайные ситуации может быть расценена как признак слабости организации. Нам кажется, что стоит взглянуть на реакцию потребителей под другим углом. Те договоренности, которые нашли отражение в Соглашении МЭА от 1974 г., были достигнуты при совершенно ином раскладе на мировом нефтяном рынке. В 1979 г. 2 МБД нефти добывалось в Северном море. Около 1,7 МБД «черного золота» США получали из Трансаляскинского трубопровода, торжественно открытого в 1977 г. Снизилась доля нефти в мировом энергетическом балансе - для ЕЭС эта цифра составляла 55% по сравнению с 65% в 1973 г. Значительно возросла энергоэффективность - на производство единицы ВВП в 1979 г. тратилось меньше энергии, чем в 1973 г. Суммарное абсолютное сокращение нефтепотребления «Большой семерки» в 1979 г. составило 2,1 МБД. Таким образом, к концу 1970-х гг. баланс сил на мировом рынке энергоносителей стал постепенно меняться в пользу импортеров нефти, так что острой необходимости в запуске чрезвычайной программы, согласованной в 1974 г., просто не было.

Важно то, что, несмотря на различия в степени своей зависимости от нефти ОПЕК, США и страны Европы сумели избежать значительных разногласий по программе действий в период кризиса. Этому могут быть найдены несколько объяснений. Во-первых, принятые меры в отношении кризисной ситуации носили компромиссный и постепенный характер, что, с одной стороны, позволяло принимать решения не автоматически, а сообразно с ситуацией, которая, как мы можем видеть, сильно отличалась и от предыдущего кризиса, и от самых непосредственных ожиданий и прогнозов. Кроме того, странам и правительствам предоставлялся на выбор целый спектр инструментов для достижения целей сокращения потребления. Так, например, в Европе 40% экономии энергопотребления приходилось на жилой сектор, в то время как в США была сделана ставка на повышение энергоэффективности промышленных предприятий. Во-вторых, свою роль сыграло обострение отношений с Восточным блоком, что в целом способствовало сплочению Западного блока. В-третьих, определенное влияние возымел и фактор эпопеи с захватом персонала американского посольства в заложники в Иране, кризис, разворачивавшийся с конца 1979 по начало 1981 г., попытки разрешения которого стоили чрезвычайного напряжения сил американскому истеблишменту.

ЕЭС, для которого, по словам председателя Европейской комиссии Роя Дженкинса, энергетическая политика входила в «серую зону» компетенции, также сумело выступить единым фронтом в отношении ОПЕК. И это на фоне далеко не самых радужных времен в истории Сообщества, называемых порой «евросклерозом». В это время в самом разгаре находились споры о пересмотре условий членства Великобритании в ЕЭС, не было единства среди европейцев и в том, как реагировать на афганскую кампанию СССР. Корреспондент журнала, издаваемого Еврокомиссией, даже назвала неожиданное проявление единства позиции Сообщества при обсуждении энергетических проблем «европейским парадоксом», пояснив, что «в настоящий момент внутренние разногласия настолько сильны, что лидеры Девятки предпочитают не обсуждать их вовсе».

Каковы же были итоги второго нефтяного шока? Его экономические последствия были масштабными, хотя, как оказалось позднее, и не катастрофическими. Рост цен на нефть в 19781981 гг. и замедление экономического роста стоили странам ОЭСР 400 млрд. долл. в год или 2000 долл. для семьи из 4 человек. И все же, этот кризис был ограниченным, поскольку он не породил цепной реакции взрыва цен на другие товары. Согласно Ежегодному экономическому обзору ЕЭС, рост цен на сырье, спровоцированный скачком цен на жидкое топливо, в 1979-1980 гг. был в два раза ниже аналогичного роста цен в 1973 г. Рецессия, начавшаяся в конце 1979 г., уже к лету 1980 г. сменилась ростом, выход из нее был достаточно уверенным, а последовавший в 1981 г. спад промышленного производства стал, скорее, следствием резкого изменения в фискальной политики в США и Великобритании.

Создание внушительных запасов сырой нефти, осуществленное рядом стран в период хаоса на нефтяных рынках в 1979 г., смягчило вторую волну кризиса в 1980 г., вызванную началом ирано-иракской войны, также сопровождавшуюся непродолжительным падением добычи в этих двух странах. Таким образом, главный вывод кризиса 1979 гг. состоял в действенности «подушки безопасности» в виде стратегических запасов. В этом смысле «бег» на рынок наличного товара в 1979-1980 гг., породивший рост цен на нефть, был оправдан, поскольку в итоге страны-потребители за достаточно короткий срок создали внушительные запасы жидкого топлива. Опыт кризисного управления, приобретенный в этот период развитыми странами, предопределил модификацию их энергетических программ в посткризисную фазу. Характер этих изменений не в последнюю очередь был обусловлен переходом на неоконсервативную политэкономическую парадигму США и Великобритании,

где к власти пришли команды, ратовавшие за максимальную передачу рычагов управления

экономикой от государства рынку.

Еще одной отличительной чертой этого кризиса являлось активное обсуждение в формате МЭА планов сокращения импорта углеводородов на средне- и долгосрочную перспективу еще до окончания кризиса. В неразберихе 1970-х гг., когда за 5 лет в США, например, было принято три энергетические программы, такие цифры так и не были согласованы, хотя речь об этом и велась. Принимаемые в 1979-1980 гг. показатели носили индикативный характер - агентство не имело рычагов проведения их в жизнь в обход национальных правительств, тем более оно не могло указывать, какие способы государства должны были выбирать для достижения поставленных целей. В этой связи именно изучение реализации на практике добровольно принятых на себя обязательств в рамках МЭА отдельными странами-участницами является ключом для понимания специфики энергетических подходов США и ЕЭС после второго нефтяного кризиса.

Общий фон дискуссий в рамках МЭА формировался вокруг следующих противоречий. Во-первых, противоречия между США, Великобританией, Нидерландами и Норвегией, которые имели обширные запасы собственных углеводородов и начали разрабатывать их особенно активно после кризиса 1973 г., и остальными странами Европы. Во-вторых, противоречие между внутренней энергетической политикой США и нормами МЭА. У европейских участников агентства были большие претензии к Вашингтону по снижению энергопотребления, повышению энергоэффективности и, самое главное, по ценовой политике. Даже несмотря на меры, предпринятые администрацией Картера, энергопотребление в США почти в два раза превышало показатели Европы. Так, показатель потребления электроэнергии на душу населения в 1979 г. в США был 1,12 против 0,52 в ЕЭС. Средний удельный вес расхода топлива на 100 км в Новом Свете достигал 10 л, а в Дании и Нидерландах - 8,6 и 8,8 л соответственно.

Несмотря на Боннские обещания президента Картера, с правительственным контролем над ценами в 1980 г. было «покончено» лишь частично под предлогом ухудшения экономической конъюнктуры в 1979 г. В такой обстановке даже Великобритании, самому лояльному партнеру, было нелегко брать сторону США в дискуссиях с коллегами по ЕЭС. Как заметил британский министр энергетики Д. Хаувэлл в личной беседе со своим американским коллегой Ч. Дунканом, Лондону «было бы гораздо проще получить серьезную поддержку предложениям США..., если бы галлон бензина в Америке стоил больше, чем 1/3 галлона бензина в Европе».. Показательно и примечательно, что подписание указа об отмене правительственного контроля над ценами на нефтепродукты стало первым действием Рональда Рейгана в новой для него роли хозяина Белого дома.

Средне- и долгосрочные энергетические программы МЭА ориентировались на следующие даты - 1981, 1985 и 1990 гг. По результатам саммита «Большой семерки» в Токио в 1979 г. были определены среднесрочные цели по сокращению импорта до 1985 г. Страны ЕЭС, во исполнение решения Страсбургской встречи Европейского совета, взяли на себя обязательства не превышать в 1985 г. размеры импорта 1978 г., Вашингтон обещал выйти на уровень 1977 г. Эта цифра составляла 8,5 МБД, но вскоре она была пересмотрена президентом Картером до 8,2 МБД, о чем он заявил в обращении в Канзасе 16 июля 1979 г., 12 часов спустя после своей самой знаменитой речи по энергетической тематике, названной «Кризис веры». Всего же общий уровень импорта для стран-членов МЭА составил 26,2 МБД к 1985 г., однако, уже в 1980 г. эта цифра была пересмотрена до 22 МБД.

18-22 мая 1980 г. состоялась встреча Правления МЭА, на которой была принята долгосрочная энергетическая программа стран-потребителей: к 1990 г. совокупный импорт нефти стран-членов МЭА не должен был превышать 18-19 МБД. 22-23 июня 1980 г. прошел очередной саммит «Большой семерки» в Венеции, «хорошо подготовленное, успешное мероприятие, прошедшее в обстановке гармонии». В официальной повестке дня нефтяная проблема значилась как ведущая, но она оказалась в итоге «перевешена» обсуждением афганской проблемы. Центральная сессия началась с «застрельного выступления» премьер- министра Японии, который, обращаясь к своим коллегам, заявил: «Мы все в одной гондоле». Лидеры семи развитых стран подтвердили решение сократить к 1990 г. долю нефти в энергетическом балансе с 53% до 40%. Также была поставлена весьма амбициозная задача по интенсификации использования топлива: соотношение между темпами экономического роста и темпами роста энергопотребления должно было сократиться до 0,6. Там же впервые был поставлен вопрос о разработке мер по предотвращению «импульсивного поведения» рынка в условиях мини-кризиса (sub-crisis management).

Цели сокращения импорта 1985 г. планировалось выполнить за счет влияния на динамику спроса - именно поэтому изначально во всех официальных коммюнике этого периода делался большой акцент на аспект энергосбережения. Так, в США уже после начала второго энергетического кризиса были введены обязательные стандарты энергоэффективности для производителей автомобилей, увеличены ассигнования на развитие солнечной энергетики, учрежден отдельный орган, который должен был отвечать за разработку новых видов топлива - Корпорация синтетического топлива. Финансирование корпорации осуществлялось за счет средств, полученных правительством с нововведенного налога на сверхприбыль нефтяных компаний, прибыли которых в 1979-1980 гг. переживали невиданный бум. Корпорация должна была реализовать проект по производству синтетического топлива в размере 2 МБД через 5 лет после своего создания. В рамках МЭА также были приняты директивы по развитию атомной энергетики, добычи угля, технологиям производства синтетического топлива. Еще на Токийском саммите 1979 г. была создана Международная энергетическая технологическая группа, преобразованная в 1980 г. в Группу высокого уровня по коммерциализации энергетических технологий, из самого названия которой ясна сфера ее

компетенции.

Однако сразу же после принятия, решения МЭА и «Большой семерки» стали корректироваться. Не в последнюю очередь это было связано с улучшением обстановки на нефтяном фронте, ибо выяснилось, что кровопролитнейшая война между Ираном и Ираком не обернулась катастрофой для рынков. Но основные изменения произошли в плоскости политической экономии, и они были связаны с приходом к власти в США Рональда Рейгана.

Если администрация Картера смотрела в одну сторону с Европой в отношении путей выхода из плена нефтяной зависимости - за счет стимулирования энергосбережения, то Р.Рейган верил в то, что бизнес, а не дорогие федеральные программы вернут былую Америку, землю нескончаемых богатств, бесконечного экономического роста и неограниченного потребления. «Не правительство обеспечивает экономический рост, а народ. Все, что может сделать правительство, это поощрить людей полнее использовать их предприимчивость и

оживить в них дух предпринимательства, а потом просто уйти с дороги и не мешать», - заявлял президент, вернувший моду на отвержение «пределов роста». Отчасти Р. Рейган был прав, поскольку, как отмечает ряд исследователей, бурная деятельность Дж. Картера в энергетической сфере стала выходить за пределы способностей политического истеблишмента следить за ее содержанием и направлением. Так, как жаловался влиятельнейший сенатор Ч.Берд, чтобы в 1980 г. провести медийную кампанию по энергосбережению, ему пришлось

получать разрешение у пяти различных комитетов.

Приход к власти в США республиканской команды ознаменовал серьезный поворот в американской энергетической политике. Р. Рейган резко сократил роль государства в энергетическом секторе почти до «невидимой», сделав, по словам корреспондента журнала Time, ставку на «добродетель ничегонеделания». Выступая за вытеснение государства из сферы экономики, консерваторы не могли не поменять, достаточно радикально, вектор развития энергетической стратегии стран-потребителей 1970-х гг., состоявший в «огосударствлении» энергетической политики. Несмотря на то, что приход к власти неоконсерваторов во главе с М. Тэтчер случился впервые именно в Европе, на протяжении 1980-х гг. политика стран Старого Света в значительной мере определялась влиянием социал- демократического тренда, в рамках которого государству отводилась значительная роль в экономической сфере.

С 1981 г. намечается расхождение и в риторике, и, главное, на практике в развитии магистральных направлений энергетической политики США и стран европейского континента. Европа встала на путь построения иной, отличной от американской, модели потребления, сделав ставку на экономичность, высокую эффективность и социальную ответственность. Старый Свет в принципе отталкивался от принципиально иных позиций в своем отношении к нефтяной проблеме. Вот как выразился советник по экономическим вопросам канцлера ФРГ

Х.Шульман на этот счет: «Американцы и канадцы выросли с идеей, что энергетические ресурсы поистине не ограничены и что энергия - почти что бесплатный товар. Европейцы воспитывались с твердой верой в то, что энергия - дефицитный и дорогой ресурс».

Выступая в Нью-Йорке, глава Еврокомиссии Р. Дженкинс так суммировал содержание европейской энергетической политики: «Волшебной политической формулы просто не существует. Наша политика должна представлять комплекс мер по бережному использованию имеющихся ресурсов, развитию атомной энергетики, увеличению использования угля, развитию новых или давно забытых старых альтернативных источников энергии. Также в связи с существенным повышением цен на энергоносители мы должны

выстраивать разумную социальную политику».

В чем сходились мнения Брюсселя и Вашингтона - это в важности развития атомной энергетики и создания стратегических резервов. Показательно, что за 1980-е гг. из 123 млн. долл., потраченных странами МЭА на НИОКР в области энергетики, 60% пришлись именно на проекты, связанные с ядерной энергетикой. Успехи ЕЭС в этой сфере были впечатляющими. С 1979 по 1986 гг. доля электричества, производимой на европейских АЭС, возросла с 12,3 до 35,6%. Аналогично, президент Рейган, «разгромивший» Министерство энергетики, которое, по его мнению, было отличным примером того, когда ведомство было учреждено до выработки политики, в два раза повысил расходы на развитие атомной энергетики, несмотря на широкую оппозицию американского общественного мнения после крупнейшей в истории США аварии на АЭС Три-Майл-Айлэнд в 1979 г.

Что касается Европы, то конец 1970-х-начало 1980-х гг. вошли в историю ЕЭС как время формирования единой европейской научно-технической политики, ставшей «мотором интеграции стран Западной Европы». Исследования в области новых энергетических технологий и энергосбережения играли в этом процессе существенную роль, являясь краеугольным камнем европейской энергетической стратегии. Так, в 1980 г. разработки в сфере энергетики получили 70% всего бюджета НИОКР. Общая сумма, выделенная на НИОКР в сфере энергетики к 1986 г. достигла 850 млн. долл.

В 1975, 1979 и 198 5 гг. в ЕЭС было принято три последовательные программы НИОКР в области неядерной энергетики, бюджет которых составил 40, 105 и 175 млн. ЭКЮ (европейских валютных единиц) соответственно. В рамках этих программ происходила разработка методик оптимизации солнечных панелей, получения энергии из биомассы и отходов, проводились исследования перспектив геотермальной и ветряной энергетики.

Несмотря на то, что по-прежнему в общей сумме государственных расходов стран- членов МЭА расходы США на исследования составляли львиную долю, с приходом к власти администрации Рейгана она стала снижаться. В среднем ассигнования на энергетические исследования в общем бюджете НИОКР времен администрации Рейгана составляли лишь 4%, в сравнении с 10% в 1980 г. В 1985 г. президентом была распущена Корпорация синтетического топлива - независимое агентство, созданное Дж. Картером в целях разработки новых видов энергоносителей. Такая же участь постигла еще одно детище Картера - Банк развития солнечной энергетики.

Еще одним столпом энергетической стратегии Европы было энергосбережение. Инвестиции в энергосбережение были названы Комиссией «самыми многообещающими», а палитра мер варьировалась от ограничения скорости автомобилей и стимулирования использования муниципального транспорта до создания новых технологий теплоснабжения и вентиляции жилых помещений и разработок энергетических стандартов зданий. Из всех составляющих энергетической политики именно энергосбережение получило самое универсальное, последовательное и законченное исполнение во всех западноевропейских странах. Несмотря на то, что налоговая политика в отношении нефтепродуктов в Швеции сильно отличалась, например, от Великобритании, а голландская атомная программа по своим масштабам была не сравнима ни с французской, ни с германской, все страны ЕЭС разработали сопоставимые национальные программы энергосбережения, охватившие все сферы жизни

общества. И в наши дни ЕС является, наряду с Японией, безусловным лидером в деле

экономии энергии.

Что касается Нового Света, то там перестали возлагать надежды на энергосбережение как на основной элемент энергетической стратегии. В течение первых же недель своего пребывания у власти новый президент отменил «температурный режим» в правительственных зданиях и отдал приказ о демонтаже солнечных батарей, которые были установлены на крыше Белого дома его предшественником. К 1985 г. истекало действие налоговых скидок, направленных на стимулирование энергоэффективности жилого сектора, и федеральное правительство не пошло на их продление. В 1982-1983 гг. были отозваны требования энергетических стандартов для 8 наименований бытовых предметов, а в 1985 г. - снижены стандарты удельного расхода топлива для автопроизводителей с 26 км (обозначенные как цель 1985 г. президентом Картером) до 27,5 км на галлон бензина. К слову, следующие обязательные стандарты энергоэффективности для легковых машин были приняты в США только в 2006 г.

Между тем, именно в Новом Свете имелись самые большие потенциалы по сокращению энергопотребления. Согласно исследованию МЭА, к 2000 г. в американском жилищном секторе энергопотребление могло было быть снижено на 50%, на транспорте - на 30%, в промышленности - на 35-40%, в то время как для ЕЭС эта цифра для жилого сектора к 1995 г. составляла 30%, а в промышленности 25%.

Что же противопоставил Вашингтон политике энергосбережения? Анализируя события 1979-1980 гг., в США пришли к выводу, что если случится еще один кризис, то потребителей спасет стратегический нефтяной резерв (СНР), который можно будет использовать не только для восполнения недостающего предложения, как это замышлялось изначально, но и для предотвращения скачка цен. Для своего времени эта идея оказалась новаторской. Сегодня США обладают крупнейшими в мире запасами нефти - по информации Министерства энергетики они составляют 727 млн. баррелей. 386 млн. баррелей были «заготовлены» во время президентства Р. Рейгана. Любопытно, что пополнение СНР совершалось, в том числе, и за счет покупки, по сниженной цене в 1982 г. нефти из Ирана (цена за баррель нефти составляла 29,51 долл., на 5 долл. ниже официальной цены ОПЕК), против которого Белый дом после захвата заложников в американском посольстве возвел целую систему санкций. В итоге, уже к 1986 г. в США были накоплены запасы, равные 100 дням потребления.

Несомненно, европейские лидеры также понимали важность «подушки безопасности» в виде запасов на случай кризиса, однако, в отличие от США, в Старом Свете энергосбережение по-прежнему рассматривали как наиважнейшую гарантию спокойствия на рынках в долгосрочной перспективе. За пределами США правительственные запасы были созданы только в Германии, Японии и Италии. В остальных странах ставка была сделана на коммерческие запасы.

В 1984 гг., в условиях разрастания ирано-иракской войны в Заливе и роста опасений сбоя поставок, а значит и повторения паники на рынках, аналогичной 1979-1981 гг., США выступили с инициативой обновления программы МЭА по реагированию на чрезвычайные ситуации. (Дискуссии об этом, судя по документам, велись еще с 1981 г.). 11 июля 1984 г. заседание правления МЭА согласовало «Систему раннего использования запасов», суть которой заключалась в выставлении на продажу правительственных запасов нефти членами агентства при возникновении чрезвычайных ситуаций в целях стабилизации цен. Ею также предусматривалось создание программы оперативного мониторинга ситуации и информирования потребителей и игроков на относительно положения дел рынке с тем, чтобы предотвратить распространение паники. Триггер запуска этой программы в виде нехватки поставок в 7% был заменен на более абстрактную оценку ситуации на рынке, поскольку в ходе кризиса в 1979-1980 гг. эта цифра едва ли была достигнута, но ущерб мировой экономике был нанесен значительный. Как следует из документов, принятие этой программы «полностью отражало позицию США», которые желали добиться более широкого участия союзников (burden sharing), предпочитавших, в свою очередь, чтобы стабилизация цен на рынке выполнялась только за счет масштабного американского СНР. Впервые эта система была опробована в 1991 г., когда проведение операции «Щит в пустыне» сопровождалось размещением на рынке правительствами МЭА ежедневно около 2 МБД. Вклад США при этом составил 1,1 МБД. Аналогичные действия были предприняты Белым домом в 2005 г. после разрушительного урагана «Катрина» и в 2011 г., с началом операции в Ливии.

Итак, второй нефтяной кризис внес существенные коррективы в энергетические программы развитых стран, обозначив еще четче наличие двух подходов - европейского и американского - к решению нефтяной проблемы. В ходе него интересным образом проявилось действие новой модели отношений развитого мира и стран ОПЕК. Заметим, что тон отношений между ними в 1979-1980 гг. был гораздо благоприятнее, чем в 1973 г. Если в 1973 г. политически мотивированные действия ОПЕК определяли направление развития рынка, то в 1979-1980 гг. картель следовал за развитием рынка. В 1979-1980 гг. у нефтепроизводителей присутствовало понимание ответственности за состояние мировой экономики, что проявилось, например, в повышении уровня добычи ОПЕК даже при учете того, что оно обернулось наполнением стратегических запасов развитых стран. Так, например, на слушаниях в Конгрессе США в 1981 г. было прямо заявлено, что развитому миру крупно «повезло», что страны ОПЕК увеличили свою добычу во время кризиса.

Такая позиция картеля резко контрастировала с тем, что развитыми странами параллельно с развитием кризиса стали предприниматься более активные шаги по широкой разведке нефти и газа за пределами ОПЕК. В декабре 1979 г. президент Картер отдал распоряжение провести исследование на эту тему. В феврале 1980 г. ему был представлен соответствующий доклад, в котором подчеркивалось, что Вашингтон должен способствовать повсеместному расширению добычи нефти для снижения влияния ОПЕК и что США

«заинтересованы в росте добыче не во всех регионах, а только там, где извлекаемые ресурсы

пойдут на внешний рынок».

Взрыв цен на нефть 1979-1980 гг. внес новые моменты в отношения стран ОПЕК и развитого мира в сфере рециклирования нефтедолларов. На «мини-саммите» в Лондоне в конце марта 1980 г., проведенном в преддверии саммита «Большой семерки» в Венеции, в центре обсуждения находилась проблема рециклирования и проблема платежного баланса менее развитых стран, импортирующих нефть (по ним кризис и повышение цен ударили больнее всего). Его участники сошлись во мнении, что в свете последнего взлета цен на нефть усилий частного бизнеса может оказаться недостаточно, и к рециклированию должны активнее привлекаться международные институты-кредиторы, такие как МВФ и МБРР, которые могли бы перенаправлять нефтедоллары ОПЕК на финансирование международной помощи. Как подчеркнула в своем выступлении на саммите в Венеции М. Тэтчер в этой связи, та помощь, которая оказывалась Первым миром странам Третьего мира, не могла «перекрыть» масштабов роста цен на нефть. Использование механизмов МВФ и МБРР стало залогом дальнейшего втягивания менее развитых стран в западную систему связей и институций, что в конечном итоге не могло не менять соотношения сил в биполярной системе международных отношений.

Наконец, на фоне таких потрясений был поставлен вопрос о проведении конференции, аналогичной «Диалогу Север-Юг». Что касается ЕЭС, то в 1980 г. была подписана Вторая Ломская конвенция, согласно которой бюджет на оказание помощи странам Третьего мира был увеличен до 5,5 млрд. ЭКЮ, в сравнении с 3 млрд., выделенными в 1975 г. В октябре 1981 года в Канкуне (Мексика) состоялась встреча лидеров 22 развитых и развивающихся стран, которая должна была дать новый старт «Диалогу Север-Юг». Однако, запуска «Нового курса» или «плана Маршалла для Третьего мира», к которому призывал участников совещания президент Франции Ф. Миттеран, в итоге не состоялось, что в значительной мере было предопределено сменой политических элит в Вашингтоне и Лондоне. По итогам конференции даже не планировалось принимать никакого совместного заявления или коммюнике, поскольку, как выразился министр финансов США накануне мероприятия, «мы едем туда не для того, чтобы разрешить какую-либо проблему или подписать какое-либо соглашение». Хотя встреча и проходила в непринужденной обстановке, уже на пресс конференции после первого дня работы министр иностранных дел Франции К. Шейссон раскритиковал «патернализм великих держав в отношении молодых стран Юга» и призвал к установлению равноправных отношений между всеми странами. Европейскому подходу, направленному на расширение масштабов помощи на принципах равноправия, по сути, дело, был противопоставлен подход

США и Англии под лозунгом «Trade not Ліё»,предлагавшего либерализацию экономик развивающихся стран в качестве альтернативы многочисленным программам международной помощи, что вполне соответствовала консервативным фискальным взглядам М. Тэтчер и Р.Рейгана. Именно в таком русле стоит рассматривать серьезное сокращение бюджетов на оказание международной помощи, предпринятое обеими странами на национальном уровне. В итоге, с закрытием этого саммита разговоры о новом мировом экономическом порядке были прекращены. Они будут возобновлены только после окончания холодной войны, в рамках обсуждения проблемы изменения климата, в иных политических и экономических условиях.

Итак, второй нефтяной шок и его последствия стали серьезным испытанием как для производителей, так и для потребителей нефти, которое не могло не привести к модификации подходов к решению нефтяной проблемы. Позиции Старого и Нового Света совпадали в двух моментах - в отношении важности развития атомной энергетики и создания стратегических нефтяных резервов. В рамках ревизии энергетической политики прежней администрации президент Р. Рейган уменьшил роль государства в решении этого вопроса, что означало отказ от мер по стимулированию энергосбережения и интенсификации энергопользования, которые остались ведущими элементами энергетического курса Европы.

В сравнении 1973 г. политические издержки Западного альянса в ходе данного кризиса были ниже. Не наблюдалось и серьезной критики американской энергетической политики после 1981 г. Не в последнюю очередь это было связано с обострением межблокового противостояния, снижавшего желание атлантических союзников устраивать публичный разбор энергетических политик, хотя в европейских документах можно встретить пассажи о том, что потребители не могут позволить себе «почивать на лаврах», не предпринимая дальнейших мер по сокращению энергопотребления.

Несмотря на то, что вину за шок 1979-1980 гг., предсказуемо, возложили на плечи ОПЕК, течение кризиса, перемещение торговли на спотовый рынок, показало, что картель утратил свою ключевую способность - контролировать цену и спрос, что в 1973 г. стала залогом его победы.

В какой-то мере ОПЕК оказалась заложницей нескольких противоречивых трендов. С одной стороны, она нуждалась в поступлениях нефтедолларов, с другой стороны, высокие цены на нефть стимулировали энергосбережение и добычу за пределами ОПЕК. Неспособность организации дать себе в этом отчет может быть объяснена тем, что в политэкономическом сознании того времени было очень сильно убеждение, что нефть есть «особый товар» (noble commodities), на который не распространяется действие законов рынка, так что даже при существенном повышении цен сокращение ее потребления практически невозможно. Между тем, уже на рубеже 1970-1980 гг. появились исследования, которые показывали, что нефть как товар обладает большей эластичностью, чем предполагалось раньше. В пользу этой версии также свидетельствовали цифры сокращения потребления нефти развитыми странами в конце 1970-х гг.

Переход к новой реальности, когда нефть постепенно стала превращаться в обыкновенный товар, стал возможен благодаря тому, что страны ОПЕК на протяжении кризиса поддерживали высокие темпы добычи, верные своим обязательствам гарантировать стабильность мировой экономики. В 1981 г., Дж. Эдвардс, новый министр энергетики США в своем выступлении по радио очень четко определил принципиальный уход от понимания энергетической проблемы как «морального эквивалента войны» эры Дж. Картера, заявив, что «на настоящий момент, нет ничего такого, что должно вгонять нас в панику». В рамках этого нового осознания претерпели изменения отношения развитого мира с ОПЕК и странами Третьего мира в целом. Не могла не подвергнуться пересмотру и позиция США в отношении взаимодействия на нефтяном треке с СССР.

Уже на второй день после начала войны Судного дня, 8 октября 1973 г., в Вене были свернуты переговоры о ценах на нефть между монополиями и странами-экспортерами, а 16 октября шесть стран Персидского залива (Саудовская Аравия, Иран, Кувейт, Ирак, Абу-Даби и Катар) объявили о повышении справочных цен на нефть на 70 %. Цена на легкую аравийскую нефть взлетела до 7,15 долл. за баррель. Спустя еще четыре дня король Саудовской Аравии Фейсал объявил о прекращении поставок нефти в США, Нидерланды, Португалию, Родезию и ЮАР. Вслед за решением короля руководители других арабских стран также заявили о введении нефтяных санкций в отношении других стран Западной Европы и Японии. Так начался мировой нефтяной кризис 1973 – 1974 гг.

В годы холодной войны нефть и природный газ превратились в важнейший инструмент внешней политики двух враждующих лагерей. Советское руководство использовало поставки естественных ресурсов своим союзникам в обмен на лояльность и поддержку политики Москвы. Упоминаниями о просьбах лидеров соцстран увеличить поставки советских углеводородов испещрены дневниковые записи Л.И. Брежнева. «Вопрос о нефти – тяжелый вопрос […] Главная наша просьба – это нефть, в 70 г. дать 10 млн т., до 75 г. 16 млн т. Возникает вопрос о природном газе. 3 млрд т3 – к 75 году» – конспективно излагал генсек просьбы лидера ГДР В. Ульбрихта на встрече в сентябре 1966 г. 1 «Мы не видим другого выхода как получать газ и нефть из Советского Союза» – записал Брежнев слова руководителя Болгарии Т. Живкова в марте 1967 г. 2

Для обеспечения потребностей своих экономик западные страны использовали дешевую нефть, добываемую в арабских странах, в Африке, в Латинской и Центральной Америке. Заниженные цены на углеводороды были одной из составляющих процветания политики неоколониализма. В топливно-энергетическом балансе Западной Европы, Японии и отчасти Северной Америки доля нефти увеличилась с 26 % в 1950 г. до 49 % к 1970 г., доля природного газа выросла с 12% до 23 %, тогда как доля угля упала с 53% до 25 %. Основной экспорт «черного золота» шел из арабских стран. Если в 1950 г. Ближний Восток и Центральная Азия поставляли 37,5 % всей экспортной нефти, то к 1973 г. эта доля составляла почти 66 % (табл. 1).

Таблица 1. Торговля нефтью в мире (без социалистических стран) в 1960 – 1973 гг. в млн т.

Но несмотря на фантастический рост добычи нефти, арабские страны не получали такой же сказочной прибыли от ее конечной реализации потребителям. Дело в том, что сырая нефть продавалась американским и английским монополиям, которые в свою очередь перепродавали ее западным странам. Например, в 1972 г. 50 % японской и 30 % западноевропейской импортной нефти поставлялись американскими компаниями. Монополиям было крайне выгодно сохранение низких цен на углеводороды. В 1960 – начале 1970 гг. цена на легкую аравийскую нефть (кстати, весьма близкую по качеству советской экспортной нефти) колебалась в районе 3,5 – 4,2 долл. за баррель. В феврале 1971 г. в Тегеране между странами-экспортерами и руководителями монополий был заключен договор о справочных ценах на нефть. Согласно ему в течение пяти лет цены на баррель нефти ежегодно автоматически повышались на 4,5 %, т.е. максимум на два цента в год.

Но у лидеров молодых арабских государств возрастали политические амбиции, увеличивались экономические аппетиты, и дешевая нефть их не устраивала. В конце 1960 – начале 1970-х годов страны-экспортеры заметно расширили степень своего влияния на ценообразование «черного золота». После широкомасштабной национализации нефтедобывающих компаний, прокатившейся волной по всем исламским государствам, ряд арабских лидеров настойчиво заявили о необходимости получать справедливую долю прибыли от реализации нефти. Последней каплей для арабских стран стал вооруженный конфликт с Израилем в октябре 1973 г., получивший название Октябрьской войны или войны Судного дня. В этой войне страны Запада и, в первую очередь США, поддержали Израиль. Ответ арабов не заставил себя долго ждать.

Уже на второй день после начала войны, 8 октября 1973 г., в Вене были свернуты переговоры о ценах на нефть между монополиями и странами-экспортерами, а 16 октября шесть стран Персидского залива (Саудовская Аравия, Иран, Кувейт, Ирак, Абу-Даби и Катар) объявили о повышении справочных цен на нефть на 70 %. Цена на легкую аравийскую нефть взлетела до 7,15 долл. за баррель. Спустя еще четыре дня король Саудовской Аравии Фейсал объявил о прекращении поставок нефти в США, Нидерланды, Португалию, Родезию и ЮАР. Вслед за решением короля руководители других арабских стран также заявили о введении нефтяных санкций в отношении других стран Западной Европы и Японии. Так начался мировой нефтяной кризис 1973 – 1974 гг.

Нефтяное оружие уже использовалось ранее исламскими странами. Еще в 1967 г. во время так называемой Шестидневной войны арабы объявляли нефтяной бойкот западным странам. Но именно во время кризиса 1973 – 1974 гг. были применены многообразные санкции – от сокращения добычи нефти, национализации международных компаний до дифференцированного ограничения поставок нефти различным странам и выборочного эмбарго. Например, объем нефтепоставок во Францию остался на прежнем уровне. Другое дело, что под влиянием расшатывающегося рынка, цены на углеводороды поползли верх. Уже в декабре 1973 г. цена одного барреля нефти составляла 9,14 долл. Вслед за арабами цену на нефть подняли Венесуэла и Индонезия. В январе – феврале 1974 г. цена достигла 23 долл. за баррель.

В первую очередь кризис больно ударил по странам Западной Европы и Японии. Значительно сократились объемы производства автомобильной, химической и целлюлозно-бумажной промышленности. Во многих странах вводился режим экономии, например, ограничивались скорости движения на автотрассах. В ФРГ под запрет попали поездки на личных автомобилях по воскресеньям, в Англии стали раздаваться талоны на получение бензина. Самое жесткое ограничение ввела Италия – уличное освещение в стране уменьшилось на 40 %, а все бары и рестораны должны были закрываться в 11 часов вечера.

И все же сообщения о небывалом экономическом спаде нередко специально усиливались СМИ, чаще всего для того чтобы обосновать неизбежность повышения цен. Несоизмеримо большее влияние нефтяной кризис оказал на психологию европейцев и японцев. Нарушение поставок как будто бы вернуло их к тяжелым послевоенным годам, а все достижения пятидесятых и шестидесятых оказались перечеркнуты. В Японии нефтяное эмбарго породило панический спрос на повседневные товары. Как писал Д. Ергин: «Домохозяйки бросились в магазины скупать стиральные порошки и туалетную бумагу, создавая запасы, которых бы хватило не менее чем на два года. И если бы не государственное регулирование, цены на туалетную бумагу повысились бы в четыре раза, как это произошло с нефтью» 3 . Кризис отражался на политических настроениях, способствовал росту авторитета правых сил. В ФРГ в 1974 г. СДПГ проиграла коммунальные выборы в ряде земель ХДС/ХСС; заметно активизировались правые партии в Финляндии.

США пострадали от нефтяного кризиса не меньше своих западноевропейских партнеров. Создавшийся дефицит руководство Америки попыталось компенсировать за счет других источников – нелегальной арабской нефти (в основном из Ливии) и увеличения поставок из неарабских стран (например, из Нигерии). Но основной упор администрация Р. Никсона делала на экономию имеющихся ресурсов. Обращаясь к нации 25 ноября 1973 г., американский президент предложил ввести следующие меры: увеличить производство топливного мазута, за счет производства бензина; прекратить продажу бензина владельцам колонок по воскресеньям; сократить на 15 % горючее для гражданской авиации; предельно уменьшить наружное освещение и световую рекламу. Никсон объявил о переходе на круглогодичное «летнее время». Но гораздо больше беспокойство Госдепартамента США вызывало неустойчивое положение на мировом рынке американских нефтяных монополий, а также попытки двухсторонних переговоров европейских стран и Японии с нефтедобывающими странами. Особую озабоченность американцев вызвало сближение Франции с Саудовской Аравией.

Казалось бы, что потенциально в выигрыше от нефтяного кризиса оказался Советский Союз и социалистические страны. В годы правления Л.И. Брежнева как никогда прежде возросла добыча нефти и газа (табл. 2). Во время восьмой (1966–1970 гг.) и девятой (1971–1975 гг.) пятилеток началось стремительное освоение сибирских нефтегазовых месторождений. Однако вплоть до 1975 г. СССР экспортировал довольно ограниченные объемы нефти, оставляя ее преимущественно для внутреннего потребления. Так, например, в 1972 г. было продано всего 75,9 млн т нефти, 10,6 млн т мазута и 4,1 млн т автомобильного бензина. В 1973 г. эти цифры существенно не поменялись: 85,1 млн т нефти, 5,0 млн т автомобильного бензина, 9,7 млн т мазута. Подавляющая часть советских сырьевых ресурсов продавалась членам СЭВ по фиксированным ценам, т.е. в четыре – пять раз ниже рыночных. Кроме того, Советский Союз был вынужден получать нефть по мировым ценам из арабских стран в счет оплаты долгов, что наносило прямой удар по экономическим интересам страны.

Таблица 2. Добыча нефти и газа в СССР (1964–1972 гг.)

Другое дело – газовая отрасль. Сжижений природный газ активно экспортировался за пределы СССР. Именно к газу проявляли интерес западные страны. Так, в 1968–1971 гг. советское руководство провело несколько раундов переговоров с Францией по вопросам разработки газовых месторождений с высоким содержанием сероводорода. В 1971 г. переговоры завершились закупкой у Франции крупной партии оборудования и труб для разработки Оренбургского газового месторождения и строительства Оренбургского газохимического комплекса на сумму около 1 млрд валютных руб.

Особый интерес к советскому газу (а отнюдь не к нефти, как утверждают некоторые публицисты) проявляли американцы. Видимо, впервые эта идея прозвучала на встрече Л.И. Брежнева и не так давно избранного на пост президента Р. Никсона в 1969 г. Именно при Р. Никсоне, как утверждает Д. Ергин, вопросы энергетики и обеспечения ресурсами стали всё чаще появляться на повестке дня 4 . Но более детально план поставок сжиженного газа обсуждался позже, скорее всего в ноябре 1971 г., во время пребывания в СССР министра торговли США М. Стена. После этой встречи администрация Никсона официально объявила о намерениях импортировать советский газ 5 . С американской стороны проект планировалось реализовывать через посредничество трех промышленных гигантов – «Texaco», «Tenneco» и «Brown & Root». Общие капиталовложения составляли около 5–8 млрд руб. Планировалось, что в США будет импортироваться до 55 млн м³ газа в день.

Ситуация с поставками газа осложнялась тем, что после 1952 г. торговые отношения между СССР и США фактически были разорваны: Советский Союз потерял статус наибольшего благоприятствования. Товарооборот между двумя странами оставался на низком уровне (табл.3).

Таблица 3. Товарооборот между СССР и США в 1946–1972 гг. (млн руб.)

В 1972 г. после очередной встречи Л.И. Брежнева и Р. Никсона, когда процесс политической разрядки между двумя странами достиг максимума 6 , было принято решение урегулировать и торговые отношения. В октябре 1972 г. в Москву прибыл советник Президента по национальной безопасности Г. Киссинджер. На повестке дня стояли вопросы о выплате долга по ленд-лизу и о заключении газового соглашения. Советский лидер конспективно зафиксировал в своих дневниковых записях ход переговоров: «Справка по газу т. Байбакова Н.К. Тюменский газ. Запасы на сегодня – 10 триллионов, оформляется до 15 триллионов, будет до 100 триллионов. Якутский газ. Промышленость – 300 млн, прогнозируется до 13 триллионов. При трубе 1 метр на 30 лет. Справочно. Лучше на Магадан, трасса легче, короче. 10 миллиардов газа в год – не совсем рационально. Лучше – 15 – 20 миллиардов в год. Положим большого диаметра трубу. Самое богатое дело для сделки – это тюменский газ. Будет до 100 триллионов м³. Вести трубу на Мурманск – можно договориться на 30-50 лет. На Магадан – кредит 3 – 4 миллиарда будет» 7 .

По итогам встречи 16 октября 1972 г. были подписаны соглашения. Стратегическое значение имели: торговый договор, предусматривавший введение для СССР режима наибольшего благоприятствования в области таможенных сборов и пошлин, договор по ленд-лизу, урегулировавший порядок расчетов 8 и соглашение о кредитовании Советского Союза. Уже через два дня Никсон подписал указ о разрешении американскому Экспортно-импортному банку кредитовать торговые операции в СССР на срок до 16 лет при ставке 6,5 – 6,8 % годовых. Спустя месяц руководство банка выделило первый кредит СССР в размере на 500 млн долл. для покупки машинного оборудования в США.

С конца 1972 – начала 1973 г. в Америке участились предварительные переговоры с компаниями «Texaco», «Tenneco», «Brown & Root» о возможном экспорте газа из тюменских месторождений на Атлантическое побережье и строительстве газопровода Уренгой – Мурманск, а также с фирмой «El Paso», заинтересовавшейся поставками якутского газа на Тихоокеанское побережье. К разработкам советских месторождений проявляли интерес и другие фирмы, в частности рокфеллеровская «Exxon», а представители из «International Harvest» и «Caterpillar» заключили с Мингазпромом СССР контракты на поставку 410 бульдозеров и 630 трубоукладчиков общей стоимостью почти 90 млн свободно конвертируемых рублей. Советские промышленники стали активно знакомиться с технологиями по добыче нефти и газа, использовавшимися в США. В частности, на 1974 г. была запланирована покупка американского завода по производству баритового концентрата. Появились и противники газового проекта. Сенатор У. Проксмайер и президент независимой ассоциации производителей нефти Т. Меддерс считали такую перспективу «крайне возмутительной» и ведущей к тому, что в руках СССР окажется «вентиль, перекрывающий поступление топлива на восточное побережье».

Все ждали, что именно в 1973 г. президент Никсон выступит с заявлением о политике США в области энергоресурсов, в котором определит позицию Америки по экспорту советского газа. Однако официального заявления все не было. И даже после начала энергетического кризиса Белый Дом сохранял безмолвие по этому вопросу. Все это рождало мифы, вызывало непонимание не только среди американского политического класса, но и простого населения. Не зная деталей политической разрядки, большинство американцев относилось с недоверием к любым совместным с СССР проектам. Посол СССР в США А.Ф. Добрынин сообщал в Москву в конце 1973 г. о настроениях общественности: «Тема двухсторонних отношений между СССР и США, как показывают наши наблюдения, также остается недостаточно ясной и определенной для многих американцев, как в силу искажения ее органами массовой информации, так и по причине незнания американцами конкретики советско-американского сотрудничества в различных областях». В американских СМИ стали появляться сообщения о том, что Р. Никсон якобы обязался ежегодно отдавать 25 % урожая зерна, только чтобы Москва согласилась подписать ОСВ-I. Появлялись и другие компрометирующие власть слухи.

Все эти скандалы, слухи и особенно разгоравшийся Уотергейт стали активно использоваться противниками политической разрядки для сдерживания любых советско-американских проектов. Например, бывший заместитель госсекретаря США Дж. Болл, выступая в начале 1973 г. в Конгрессе перед подкомиссией по делам НАТО, заявил: «Что является наибольшей опасностью впереди? Я полагаю, что не столько то, что Европа будет повержена военной силой, сколько то, что ее политический организм будет ослаблен разрядкой до такой степени, что давление в сторону компромисса с Востоком сможет довести до постепенной атрофии способности Запада сохранять свою свободу и независимость».

На этом фоне особую известность приобрел сенатор Г.М. Джексон, который выступал за лишение СССР режима наибольшего благоприятствования в торговле и непредоставления ему кредитов. Законодательные инициативы конгрессмена озадачили советское руководство. Во время встречи с Р. Никсоном в июне 1973 г. Л.И. Брежнев бегло набросал в своих записях ответ президенту США: «Я хочу откровенно сказать о двух важных моментах, которые привлекли мое внимание и которые, конечно, нуждаются в изучении. Это, во-первых, поправка сенатора Джексона к проекту резолюции Сената о ратификации московского договора. Я знаю, что он принадлежит к оппозиционной партии. Однако дело в том, что Джексон дает понять, что его поправка как бы согласована с правительством. Во-вторых, обращает внимание тот факт, что выделены повышенные ассигнования на разработку новых систем американского стратегического оружия» 9 .

Американское руководство пыталось сохранить лицо. В частности, во время беседы с главным редактором газеты «Правда» и членом ЦК КПСС М.В. Зимяниным посол США в СССР У. Стессел, как зафиксировал в своей записке главред, «иронически отметил, что активность этого законодателя (т.е. Г.М. Джексона – Н.П.) против разрядки объясняется прежде всего его притязаниями на президентское кресло». Однако даже без поправок демократа Джексона советская сторона, начиная с начала 1974 г., стала отмечать постепенное охлаждение отношений в экономической области. Так, во время очередной сессии Комитета по вопросам торговли между СССР и США, американцы, декларируя необходимость долгосрочного сотрудничества, заявили, что все экономические отношения необходимо свести лишь к купле-продаже лицензий и обмену информацией. Даже замминистра внешней торговли в СССР В.С. Алхимов, составивший по итогам совещания записку для ЦК отмечал, что «не информационные вопросы должны лежать в основе долгосрочных соглашений».

Но, видимо, американцы все решительнее обрывали любые возможности сотрудничества с Советским Союзом, в том числе и в энергетической сфере. В этой ситуации не помогал даже кризис. Так, за два месяца до ухода Р. Никсона с поста президента, бывший посол США в СССР У.А. Гарриман в ходе беседы с директором Института США Г.А. Арбатовым заявил, что такие фантастические проекты, как газовый, вызывают отрицательную реакцию в Америке, и русским необходимо отказаться от реализации этой идеи. Позднее в записке в ЦК Арбатов делился такими соображениями: «Чем бы не закончилось Уотергейтское дело, реальная борьба вокруг всего комплекса проблем, связанных с советско-американскими отношениями будет развертываться не вокруг того, что сейчас может находиться на поверхности (эмиграция в Израиль 10 , диссиденты и т.п.), а именно вокруг военно-политических вопросов. Здесь, судя по всему, уже наметился и будет все дальше выявляться основной водораздел в сфере внешней политики – между сторонниками холодной войны и теми, более реалистическими кругами, которые выступают за разрядку, снижение угрозы войны, развитие взаимовыгодного сотрудничества». Оправдались самые худшие прогнозы Арбатова. В конце 1974 г. новый президент США Дж. Форд официально объявил о свертывании газового проекта, а в январе 1975 г. он подписал билль о принятии поправки «Джексона-Вэника» к закону о торговле. Все прежние экономически договоренности между СССР и США были сведены к нулю.

Другие соцстраны пострадали от кризиса 1973 – 1974 гг. больше, чем СССР. При этом речь шла даже не о дефиците нефти (для братских стран он легко покрывался поставками из Советского Союза), а о дополнительных валютных вливаниях в бюджет. Например, заместитель постоянного представителя Кубы в СЭВ в своей справке для Москвы писал: «Настоящий кризис не несет прямого ущерба Кубе ввиду того, что весь наш импорт нефти идет из СССР по благоприятным для нас ценам и срокам. Однако он оказывает отрицательное влияние на операции, проводимые в свободно конвертируемой валюте, ввиду значительного импорта, который нам приходится осуществлять из капиталистических стран». Повышенные импортные цены значительно ухудшили торговые показатели, привели к дефициту платежного баланса и увеличили задолженность соцстран перед капиталистическими странами. Например, внешний долг Чехословакии вырос с 17,5 млрд крон в 1973 г. до 26,0 млрд в 1974 г. и до 30,7 млрд в 1975 г., бюджетные дотации на торговлю с западными странами увеличились почти до 14 млрд крон или 60 % прироста национального дохода.

Но если ситуация в ЧССР была относительно типична для других стран соцблока, то в Румынии дела складывалась совсем иначе. Задолго до нефтяного кризиса 1973 г. еще с конца 1950-х годов, Бухарест стал проводить самостоятельную политику, часто не согласованную с Москвой. Впервые такие шаги предпринял руководитель румынской рабочей партии Г. Георгиу-Деж. Но, пожалуй, именно при его преемнике – Н. Чаушеску, эта доктрина была положена в основу внешнеполитического курса СРР. Придя к власти в 1965 г., Чаушеску довольно быстро установил тесное сотрудничество с западными странами.

Особенно активно в начале 1970-х годов развивались отношения между СРР и США. Торговый оборот с Америкой в течение пяти лет увеличился почти в два раза – с 79,9 млн долл. в 1969 г. до 190 млн долл. в 1973 г. В 1971 – 1973 гг. количество американских делегаций, посетивших Румынию, почти в три раза превысило количество румынских делегаций в Штаты. С официальными визитами в Бухарест приезжали: государственный секретарь В. Роджерс, сенатор, член комиссии по иностранным делами и комиссии по сельскому хозяйству П. Финдлей, конгрессмен, личный представитель президента США Дж. Д. Ваггонер, группа сенаторов, во главе со С. Саймингтоном (среди которых были, Г. Джексон, Т. Иглтон, Ф. Мосс и др.), представитель авиакомпании Боинг Е.Х. Бульоун, специальный советник Президента США по экономическим вопросам Ч. Колсон, заместитель госсекретаря по торговле С. Лазарус, председатель Совета по экономическим делам президента США Г. Штейн, председатель банка Чейз Манхэтен Д. Рокфелер и многие, многие другие.

Важным шагом в закреплении двухсторонних отношений стала поездка Н. Чаушеску в Вашингтон в декабре 1973 г., т.е. во время уже разгоревшегося нефтяного кризиса. В ходе визита был подписан ряд документов, определявших перспективы развития румынско-американских отношений. Среди них совместные коммюнике и декларация об экономическом, промышленном и техническом сотрудничестве, конвенция о прекращении двойного налогообложения, соглашение о гражданских воздушных перевозках и о рыболовстве в западном районе Атлантического океана, ряд специальных соглашений между румынскими предприятиями и американскими фирмами по вопросам развития отношений в области машиностроения, электроники, химии и нефти.

Не исключено, что в ходе встречи могли состояться переговоры о возможной поставке нефти из арабских стран в США через Румынию. Прямых доказательств этому нет, но есть косвенные факты. Так, практически через несколько месяцев Чаушеску сделал запрос в Москву об увеличении поставок нефти из СССР. Надо отметить, что Румыния импортировала из Советского Союза незначительные объемы углеводородов по сравнению с другими членами СЭВ. В 1973 г. Бухарест закупил всего 522 тыс. тонн советских нефтепродуктов. К примеру, ГДР в том же году оплатила почти 2 млн тонн нефти. Для нужд своей экономики Румыния использовали собственную нефть. В начале 1970-х годов в СРР добывалось около 14 – 15 млн тонн карпатской нефти. В стране были построены нефтеперерабатывающие заводы, мощностью почти 18 млн тонн. Румыния экспортировала бензин, мазут, дизтопливо, масла в западные страны. Наиболее крупными покупателями были Италия, Голландия, ФРГ, Япония, Турция, Греция. Растущий экспорт заставлял Румынию покупать сырую нефть у арабов.

Москва довольно настороженно отнеслась к просьбе Бухареста. Советское руководство хорошо помнило, говоря словами посла СССР в Румынии, «ярко выраженный практицизм, национальный эгоизм внешней политики Румынии, стремление руководства всеми возможными способами обеспечить нынешние, как оно их представляет, интересы своей страны без учета стратегических интересов социалистического содружества в целом». За этими словами стояли вполне конкретные цифры. Вслед за увеличением экономического сотрудничества с западными странами, доля Советского Союза во внешнеторговом обороте Румынии сократилась с 27% в 1970 г. до 21% в 1973. Поэтому после многомесячных бесплодных переговоров представители советского Госплана официально объявили румынской стороне, что из-за отсутствия ресурсов «не представляется возможным осуществить поставку из СССР нефти».

Потерпев неудачу в переговорах с Москвой, Чаушеску намеревался увеличить поставки нефти из арабских стран. Но и здесь его ждал полный провал. Румыния была единственной страной из соцблока, которая официально не осудила Израиль во время войны Судного дня. Более того, Бухарест продолжил экономическое сотрудничество с Тель-Авивом, активно использовал нефтепровод Акаба-Хайфа, который пролегал по израильской территории. Наконец, в планах Чаушеску было строительство под Констанцей лагеря для евреев-эмигрантов из соцстран.

Все эти шаги вызвали закономерное раздражение арабов. В декабре 1973 г. на конференции в Алжире руководители стран Персидского залива предложили распространить на Румынию нефтяное эмбарго. Лишь отдельные лидеры исламских государств не поддержали эту идею. В частности, против этого выступил алжирский лидер Х. Бумедьен. Однако уже в январе 1974 г. на очередном совещании арабских стран в Абу-Даби против Румынии был введен ряд экономических санкций. В частности, был наложен запрет на импорт почти 50 наименований румынских товаров и экспорт арабской нефти. Эмбарго могло быть снято только при условии разрыва дипотношений с Израилем.

Формально санкции должны были вступить в силу на очередном совещании руководителей арабских стран в апреле 1974. Воспользовавшись ситуацией, Н. Чаушеску решил совершить турне по исламским странам. Уже в феврале он прибыл в Ливию. Выбор был не случаен. Из всех арабских стран Ливия была самым крупным внешнеполитическим партнером Румынии. Кроме того, в румынском МИДе считали, что М. Каддафи будет стремиться выйти из изоляции, в которой он оказался из-за своей политической позиции. Расчеты Бухареста оправдались. В ходе официального обеда, подняв тост за Чаушеску, Каддафи хотя и раскритиковал его за сохранение отношений с Израилем, но одобрил политику СРР по «освобождению Румынии от влияния великих держав». Впрочем, для сохранения поставок ливийской нефти (3 млн т в год) Чаушеску пошел на ряд политических уступок. В частности, Румыния отказывалась от использования нефтепровода Акаба-Хайфа.

В Ливане визит Н. Чаушеску носил формальный, представительский характер. Центральным местом здесь стала пресс-конференция в Бейруте 16 февраля 1974 г. В ходе нее Чаушеску был задан вопрос о разрыве дипотношений с Израилем. В ответ он заявил, что разрыв отношений не поможет решить арабо-израильские проблемы. В Сирии – следующей стране заграничного турне румынского лидера – совестно с Х. Асадом было подписано совместное соглашение, в котором «выражалась озабоченность продолжающимся конфликтом, высказывалось убеждение, что сохранение под оккупацией арабских территорий, силой захваченных Израилем, порождает постоянное напряжение и опасности возникновения новых военных действий». Самой безрезультатной оказалась поездка в Ирак. По словам иракского посла в Москве, Багдад не подписал никаких соглашений из-за «глубокой пропасти», разделяющей позиции сторон по целому ряду проблем, в частности, по палестинскому вопросу. Так, Ирак даже отказался подписать декларацию о культурном сотрудничестве.

Несмотря на неоднозначные итоги поездки Н. Чаушеску, нефтяное эмбарго против Румынии так и не было введено. В марте 1974 г. нефтяные санкции были сняты с США, а спустя несколько месяцев и с других стран. Острая фаза кризиса миновала, все привыкали жить по новым правилам. Энергоресурсы превратились в неотъемлемую часть экономики всех стран, независимо от их идеологии и социального устройства. Для СССР кризис стал отправной точкой в стремительном развитии нефтегазохимического комплекса. Провал американского проекта не только не ослабил, а даже усилил амбиции советского руководства в энергетической отрасли. СССР стала активно вкладывать деньги в развитие нефтегазовой отрасли и наращивать прибыль. На Западе сущность энергетического кризиса нередко умышленно драматизировалась. Многие заявляли об истощении углеводородов. Однако кризис был порожден двумя разнонаправленными явлениями: превращением ведущей капиталистической державы США из экспортера в крупнейшего импортера углеводородов, а также крахом старой структуры мирового рынка нефти, появлением новых субъектов и новых отношений и, как следствие, изменением механизма ценообразования на нефть. В каком-то смысле энергетический кризис 1973 г. был провалом энергетической стратегии политики неоколониализма, направленной на обеспечение потребностей экономики развитых стран за счет дешевого сырья и топлива из развивающихся стран. Именно нефтяной кризис окончательно закрепил новую постколониальную систему мирового политического и экономического устройства.

1 РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 978. Л. 87–89.
2 Там же. Д. 990. Л. 82.
3 Ергин Л. Добыча. Всемирная история борьбы за нефть, деньги и власть. М., 1999. С. 479.
4 Там же. С. 455.
5 Oil and Gas Journal. May 29, 1972. Pp. 12–15; December 6, 1971. p.37; Jan. 31, 1971. P. 68; June 5, 1972. P.41; Gas World. June 10, 1972. P. 196; Gas. March 1972. P. 63 – 65; April 1972. P. 57.
6 Именно в 1972 г. в ходе визита американского президента в Москву был подписан знаменитый договор ОСВ-I.
7 РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 983. Л. 41 об–42.
8 Соглашение по ленд-лизу предусматривало выплату 722 млн долларов в течение 30 лет с 1972 по 2001 г.
9 РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 984. Л. 47.
10 Примечательна реакция Л.И. Брежнева на внешнее давление по поводу Указа Президиума Верховного Совета СССР от 3 августа 1972 г. «О возмещении гражданами СССР, выезжающими на постоянное жительство за границу, государственных затрат на обучение», который ограничивал эмиграцию евреев из Советского Союза. Находясь в Завидово в октябре 1972 г., он сделал следующую пометку в своих дневниковых записях: «Как бы указ о евреях не отменять, а де-факто не применять» [РГАНИ. Ф. 80. Оп. 1. Д. 983. Л. 38].

Нефть в XX в. стала основным видом топлива и важнейшим товаром в международной торговле. На де­шевой нефти, которую можно было получать в любом количестве в течение нескольких десятилетий, Запад выстроил свою индустриальную культуру. Дешевизна нефти явилась одним из катализаторов подъема 50- 60-х гг., когда, не считаясь с затратами, использование нефтепродуктов можно было расширять на транспорте, в энергетике, при отоплении жилья, - настолько низ­кими были цены на сырую нефть (за 1 баррель = 159 л менее 2 долл. в начале 70-х гг.). Поддержанию низких цен на мировом рынке нефти способствовала полити­ка крупнейших западных нефтяных. Созданный в 1961 г. картель пяти нефтедобывающих стран, ОПЕК не мог установить контроль над ценами на свой основной экспортный продукт, пока состав ОПЕК не был расширен до трина­дцати государств и они не провели национализацию нефтепромыслов, давшую им контроль почти над 60% мировой добычи нефти. К активным действиям ОПЕК перешла под влиянием падения реальных доходов от продажи нефти вследствие обесценения доллара , начавшегося в 1971 г., и арабо-израильской войны в октябре 1973 г. Картель, в составе которо­го преобладают арабские страны, наложил эмбарго на поставку нефти ряду западных стран, поддержи­вавших Израиль, и провел до конца 1973 г. четырех­кратное повышение цен на сырую нефть, достигших 12 долл. за баррель.

Подорожание сырой нефти, сопровождавшееся соответствующим вздорожанием нефтепродуктов, за­стало врасплох западный мир, в значительной мере зависевший от поставок нефти из стран ОПЕК. После­довавшее за ростом цен резкое сжатие потребления нефти во всех западных странах, сокращение спроса на неэкономичные крупногабаритные автомобили спро­воцировали кризис в автомобилестроении, жилищ­ном строительстве и смежных отраслях, переросший в общий экономический кризис 1974-1975 гг.

Продолжавшееся тем временем возрастание дол­ларовой массы за границей и дальнейшее падение покупательной способно­сти доллара вызывали новые всплески валютной лихорадки и ухудшение возможностей товарообмена в условиях резких скачков курсов валют. Уже в 1974 г. в от­вет на действия ОПЕК девятнадцать стран, основных потребителей нефти, создали между­народное энергетическое агентство, представившее развернутую программу экономии потребления энергии и перехода к энергосберегающим технологиям . На тепловых электростанциях мазут стали заменять углем и газом; конструкторы автомобилей начали борьбу за снижение веса и повышение топливной эко­номичности машин. В США в 1975 г. был принят За­кон об энергетической политике и экономии энергии, установивший для новых автомашин норму расхода горючего. Эти меры уже в скором времени дали значительный эффект: потребление нефти на Западе уменьшилось на 36% за период 1975-1983 гг. Ослабле­нию зависимости стран Запада от импорта энергоно­сителей способствовало расширение их собственной добычи нефти и газа. Рост цен на нефть сделал рен­табельной высокозатратную разработку месторожде­ний нефти и газа в Северном море, превратившую Великобританию и Норвегию в нефтедобывающие страны. Вместе с Мексикой, начавшей в эти годы раз­рабатывать собственные месторождения нефти, они овладели значительным сектором нефтяного рынка, однако смогли продавать нефть по ценам лишь несколь­ко более низким, чем цены картеля.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Нефтяной кризис 1973 года (также известен под названием «нефтяное эмбарго ») начался 17 октября 1973 года, когда ОАПЕК, в которую входили все арабские страны-члены ОПЕК, а также Египет и Сирия, заявила в ходе Октябрьской войны, что она не будет поставлять нефть странам, поддержавшим Израиль в этом конфликте с Сирией и Египтом. Это касалось прежде всего США и их союзников в Западной Европе. В течение следующего года цена на нефть поднялась с трёх до двенадцати долларов за баррель.

Нефтяной кризис 1973 года был первым энергетическим кризисом и до сих пор считается крупнейшим. ОПЕК снизила объёмы добычи нефти не только для того, чтобы повлиять на мировые цены в свою пользу. Главная задача этой акции состояла в создании политического давления на мировое сообщество с целью уменьшения поддержки Израиля западными странами.

Результатом экономического нажима ОПЕК стала декларация совета министров стран Общего рынка, поддержавшая позицию арабов. Кроме того, почти все государства Африки разорвали дипломатические отношения с Израилем. Создавшееся политическое положение усилило зависимость Израиля от США и вскрыло истинные масштабы зависимости развитых стран от цен на нефть.

Вместе с тем, Нефтяной кризис 1973 года способствовал усилению экспорта нефти на Запад из Советского Союза.

Нефтяной кризис в США

В специальном послании конгрессу по вопросам энергетики от 29 июня 1973 года президент США Р. Никсон призывает американцев к экономии. Им предлагают меньше пользоваться автомобилями, а уж если ездить на них, то, сберегая горючее, - на меньших скоростях. Авиакомпаниям предписано сократить число рейсов. Правительственным учреждениям приказано экономить электроэнергию и сократить автомобильный парк. Управления по охране окружающей среды временно отменяет ограничения на использование загрязняющего атмосферу угля. Были сняты лимиты на импорт нефти и необработанных масел.

Под предлогом растущих затрат нефтяные компании стали существенно повышать цены на бензин и дизельное топливо, а также на авиационный керосин. Производители природного газа потребовали от федеральной комиссии по вопросам энергии разрешения на повышение цен на 73 %.

Специально созданная федеральная комиссия в середине июля представила сенату свой нашумевший доклад, согласно которому двадцать американских корпораций, монополизировавших производство и очистку нефти, а также распределение нефтепродуктов, прямо обвинялись в том, что в целях наживы они искусственно создают перебои со снабжением бензином. Прокурор штата Флорида потребовал, чтобы против нефтяных монополий был применен антитрестовский закон. Федеральное большое жюри в Лос-Анджелесе в свою очередь обвинило нефтяные компании в разного рода махинациях.

В долгосрочной перспективе кризис сильно сказался на автопромышленности США. Ранее американские автомобили были большими, тяжелыми и мощными. До 1971 г. объем стандартного восьмицилиндрового двигателя Chevrolet Caprice составлял 400 кубических дюймов (6,5 л), а Chevrolet Impala на галлоне бензина проходил по шоссе не более 13-15 миль. После кризиса они были вытеснены японскими моделями с четырехцилиндровыми двигателями, потреблявшими меньше бензина: Toyota Corona, Toyota Corolla, Nissan Sunny, Honda Accord. Не выдерживая конкуренции, автопромышленники Детройта были вынуждены налаживать выпуск более легких автомобилей, таких как Ford Pinto, Ford Fiesta и др. К 1985 г. средний американский автомобиль потреблял галлон бензина уже на каждые 17,4 мили пробега . Спрос на роскошные автомобили типа седан, такие как Oldsmobile 98, в середине 1970х восстановился, но их рынок не был массовым. Новые модели Ford Thunderbird сильно уменьшились в размерах и мощности, а Ford Galaxie в 1974 г. сошел с конвейера.

Примечания

1. Frum, David (2000). How We Got Here: The "70s. New York: Basic Books. pp. 321–322. ISBN 0-465-04195-7.

http://www.forexman.info/articles/703/

Энергетический кризис 1973-1974 гг.

Одним из самых мощных кризисов современности был мировой энергетический кризис 1973 г. Он начался по инициативе стран – членов ОПЕК, которые значительно снизили объемы добываемой нефти. Энергетический кризис 1973 г. оказался по своим географическим масштабам, продолжительности, разрушительности значительно сильнее, чем кризисы 1957-1958 гг., а также по некоторым сходным признакам даже приблизился к кризису 1929-1933 гг. Толпы людей в результате оказались на улице. А это более 10 млн. человек. Все они были переведены на неполную рабочую неделю, а кто-то был и вовсе уволен. Во всех регионах постепенно началось падение доходов населения. Нефтяной кризис 1973 стал своего рода прародителем нынешнего положения России, так как сложившаяся ситуация способствовала увеличению объема поставок нефти на Запад из СССР. Позднее эту «традицию» переняла и Россия. Именно тогда и было положено начало зависимости России от нефтедолларов и «нефтяной трубы».