Памятники доме на набережной. Блог татьяны гайдук

Знаменитый «Дом на набережной», с которым связано множество тайн и легенд, расположен на Берсеневской набережной Москвы-реки и занимает часть Болотного острова. Официальный адрес - улица Серафимовича, 2, хотя в некоторых случаях используется и дополнительный - Берсеневская набережная, 20.

Здание больше известно, как «Дом на набережной», хотя его официальное название - «Дом правительства». Помимо этого комплекс называли и «Первым Домом Советов» (первоначально, после переезда большевиков в Москву в 1918 году, так называлась ), и «Домом ЦИК и СНК СССР».

Фото 1. Знаменитый "Дом на набережной" в городе Москве

История строительства дома на улице Серафимовича

В 1918 году Москве вновь возвращен статус столицы России, в связи с чем из Петрограда в Первопрестольную переезжает новое советское правительство вместе с большой «армией» госслужащих. Для их проживания отвели бывшие частные гостиницы и доходные дома, переименованные большевиками в Дома Советов.

Функции государства расширялись, количество чиновников росло и мест под расселение катастрофически не хватало. В связи с этим в 1926 году была создана специальная комиссия, которая и должна была заняться строительством «Дома ЦИК и СНК». Возглавил ее лично председатель Совнаркома СССР Алексей Иванович Рыков.


Фото 2. За домом закреплен адрес Серафимовича, 2/Берсеневская

набережная, 20

Место под застройку долго не могли выбрать. Первоначально это был район между Кудринской площадью и Никитскими воротами, затем угол между Воздвиженкой и Моховой (там, где сегодня стоит ). Участок «на Болоте», на месте бывших винно-соляных складов, утвердили лишь 24 августа 1927 года, а само строительство было завершено в 1931.

Здание построили по проекту известного архитектора Бориса Михайловича Иофана. По первоначальному плану предполагалось, что фасады дома на набережной будут красного цвета и таким образом перекликаться со стенами стоящего через Москву-реку древнего Кремля. Однако, денег катастрофически не хватало, и потому стены так и остались просто оштукатуренными в обычный серый цвет.

Фото 3. Здание называли и "Дом правительства", и "Дом ЦИК", "Дом СНК

СССР" и даже "Первый Дом Советов"

На момент строительства, здание считалось одним из крупнейших жилых домов в Европе. На 12 этажах располагалось 505 квартир, вход в которые осуществлялся через 24 подъезда.

На лестничной площадке были устроены всего по 2 квартиры. В них изначально был настелен дубовый паркет, потолки были декорированы художественной росписью, которую выполнили живописцы-реставраторы из петербургского Эрмитажа.

Без чаепития в те годы было никак, а потому кухни были оборудованы специальным отверстием для самоварной трубы. В этом же помещении находился и вход в грузовой лифт, причем наверх жильцов и обслугу доставляли на нем в сопровождении лифтера. Спускаться вниз была целая проблема: лифт не вызывался ни автоматической, ни сигнальной кнопкой, а только путем ударов по металлической двери лифта (лифтер услышал - значит повезло, и скоро за вами приедут).


Фото 4. Внутренний двор дома за нынешним Театром Эстрады по

Берсеневской набережной, 20

Жилой комплекс имел, как сейчас говорят, развитую инфраструктуру. Здесь размещались клуб (сегодня - Театр Эстрады), кинотеатр на 1500 мест (известен, как «Ударник»), спортивный зал, универсальный магазин, сберкасса и почтовое отделение, прачечная и амбулатория, а также детский сад и ясли. В местной столовой жильцы дома на набережной бесплатно, по предъявлению специальных талонов, могли получить как сухие пайки, так и горячие обеды. Во внутренних дворах-колодцах были устроены фонтаны и разбиты прекрасные газоны.

Въезжавшие в дом на Серафимовича, 2 жильцы получали полностью меблированную квартиру, предметы которой были унифицированы (практически одинаковые стулья, столы, шкафы, буфеты) и имели бирки с индивидуальным инвентарным номером. Новоселы в обязательном порядке подписывали акт приема-передачи на жилое помещение, в котором описывались не только предметы быта, но и общее состояние квартиры, вплоть до описания шпингалетов на окнах.


Фото 5. Внутренний двор со стороны улицы Серафимовича, 2

Интересно, что в доме на набережной существует подъезд под номером 11, в котором нет ни жилых квартир, ни даже лифтов. Домыслов много, среди которых и версии о специальных помещениях для прослушки жильцов дома, но точных данных до сих пор в открытых источниках нет.

Конечно, как спецобъект, это здание курировалось и во время строительства (лично Генрихом Григорьевичем Ягодой), и далее, сотрудниками государственной безопасности СССР. Здесь располагались их конспиративные квартиры, а службу они несли даже в качестве местных лифтеров, комендантов, а также консьержей.


Фото 6. В бывшем клубе "Дома правительства" сегодня размещается

Театр Эстрады

Изначально дом предназначался для советской элиты: партийных деятелей, старых большевиков, военачальников, героев войны и труда, ученых и деятелей культуры. Несмотря на свой высокий статус, многие из них были репрессированы в годы сталинского Большого террора в 30-х годах прошлого столетия.

Одно из самых известных зданий Москвы - по сути, это город в городе – со своей полностью автономной инфраструктурой, со своим уникальным контингентом высокопоставленных жильцов, с драматическим переплетением судеб и жизненных сюжетов во времена репрессий и смены режимов.

Дом на набережной, расположенный на Болотном острове (формальный адрес, улица Серафимовича, дом 2.), напротив Кремля был построен в 1931 году специально для элиты нового, советского общества. Первые жильцы въехали в него в середине десятилетия. А вскоре грянул Большой террор - и многие квартиры опустели. На место исчезнувших граждан заселялись новые, но и их судьба часто складывалась печально.
С тех пор памятник конструктивизма и окружает ореол недобрых слухов. Кто-то рассказывает о призраках старых жильцов, являющихся в квартирах. Кто-то - о тайном ходе, выходившем прямо в кухни для того, чтобы именитых жильцов проще было арестовывать без лишнего шума. Так или иначе, но Дом на набережной действительно хранит память о многих трагедиях тех лет.
Список жильцов, сгинувших в Гулаге намного превышает список погибших в Великой отечественной...

Дом на набережной не только «символ страшных лет России», но и символ создания новой страны, здесь жили люди, которые создали промышленность Советского Союза, и героические полярные лётчики. Не стоит забывать, что в тот короткий довоенный срок ВВП страны был увеличен в 70 раз!
Но и о цене конечно тоже надо помнить.

Дом назывался по разному: Дом правительства, Первый Дом Советов, Дом ЦИК и СНК… В 1976 году увидела свет повесть Юрия Трифонова «Дом на набережной», в которой литератор описал быт и нравы жителей правительственного дома, многие из которых в 1930-е годы подверглись арестам и из своих комфортабельных квартир отправились в сталинские лагеря или были расстреляны. Благодаря стараниям дочери Юрия Трифонова в самом доме был открыт музей в память о репрессированных жильцах "Дома на набережной"


Необходимость строительства дома для семей членов правительства и высокопоставленных руководителей возникла с 1918 год, когда сотни служащих переселились из Петрограда в Москву после переноса туда столицы государства, проблему с жильём надо было решать.

24 июня 1927 года было принято решение о начале строительства дома для ответственных работников по проекту архитектора Бориса Иофана.
Стройплощадка заняла квартал на искусственном Болотный острове, а вернее не до конца осушенном болоте, образовавшимся ещё в XVIII веке после прокладки Водоотводного канала, кроме того здесь оставалось старинное Всехсвятское кладбище. С местоположением дома связана одна из легенд - якобы этим была предрешена гибель его жильцов.

Но главным была функциональность. Дом находится на острове, он был относительно изолирован от простого народа, но находился в непосредственной близости от Кремля.



строительство дома на набережной

Строительство. 1928 год:. Из коллекции Музея Москвы. На момент начала строительства берега ещё земляные, но вскоре набережная оделась в гранит и стала местом прогулок жителей дома, тут же был оборудован причал для теплоходов и даже бассейн для купания. Пристань здесь существовала и раньше, на баржах доставлялись камень и песок, а крестьяне в лаптях перетаскивали стройматериалы на берег.

В стационарной экспозиции музея представлена история строительства дома (чертежи, макеты, поквартирные планы, документальные фотографии)

Дом был спроектирован Борисом Иофаном и его архитектурным бюро в стиле позднего конструктивизма. Для Москвы того времени это было грандиознейшее сооружение. Здание было высотным - в те годы в Москве не строили выше 6–7 этажа, а Дом на набережной имел в зависимости от конфигурации крыши до 12 этажей, 505 квартир, когда квартиры уплотняли до «коммуналок», в доме жило более 6000 человек - население маленького города.
Это не совсем дом, в обычном представлении – это целый комплекс замкнутых зданий с внутренними дворами и переходами. Площадь территории около трех гектаров, а в комплексе зданий 25 подъездов.

Здание дома предполагалось сделать суперсовременным, чтобы решить все бытовые вопросы интеллектуальной элиты советской нации, которой надлежало направить всю свою энергию на решение куда более важных государственных задач.
Ведь в начале 30-х годов большинство москвичей не имели доступа к канализации и центральному водоснабжению.

В Доме на набережной были не только все эти блага цивилизации. Даже уже готовая меблировка комнат была шикарной - мебель из дуба, по дизайнерским эскизам Бориса Иофанатиповой, но жильцы не могли что-либо поменять и изменить по своему усмотрению. Богатое имущество было казённое, с инвентарными номерами и новосёлы подписывали акт приёмки всего содержимого квартиры. Однажды жена историка Александра Сванидзе избавилась от предоставленного гарнитура и нарвалась на неприятности, потому что раз в год происходила проверка. Пришлось выплатить огромную сумму.

Были еще детский сад на крыше, кинотеатр, химчистка, столовая, где первоначально жильцов дома кормили бесплатно, несколько магазинов, химчистка,теннисный корт и даже клуб (ныне Театр эстрады под руководством Геннадия Хазанова). Во внутренних дворах были разбиты газоны с фонтанами (после войны фонтаны демонтировали и обустроили клумбы).

Но самым большим чудом для москвичей 30-х годов были… лифты. Парни, живущие в доме, приглашали девушек на свидание - покататься в лифте!
С лифтами была связана и одна из легенд Дома на набережной. Якобы в доме существовал портал в другое измерение, куда люди входили, но откуда обратного выхода уже не было. Но конечно многие знали, что это за портал...
В разгар сталинских репрессий никто не задавал лишних вопросов, если за пару ночей из квартиры напротив резко исчезали все люди. Меньше знаешь - крепче спишь, и есть шанс, что к тебе-то не приедут посреди ночи на грузовом лифте - в Доме, конечно, была прослушка.

Да, сталинские репрессии затронули многих, но высших партийных и государственных служащих они закономерно затронули очень сильно. В музее Дома на набережной два списка: погибших в Великой Отечественной и репрессированных. Так вот, список репрессированных намного больше.

Курировал стройку нарком внутренних дел Генрих Ягода, не преминувший использовать новый дом в интересах своего ведомства. На первом этаже были предусмотрены конспиративные квартиры для чекистов, а в подъезде № 11 была только лестница и окна - ни квартир, ни лифта. По конспирологической версии, из этого подъезда прослушивали квартиры высокопоставленных чиновников, едва отпраздновавших новоселье и тут же оказавшихся под колпаком «компетентных органов». С отсутствием 11 подъезда связана одна из тайн Дома на набережной, то ли здесь был прямой ход в Кремль и прямо на Лубянку, или выход в подвалы, где расстреливали жильцов, и даже находился причал для подводной лодки…Небольшая легкая подводная лодка без массивного перископа, чтобы плавать в неглубокой Москве-реке вполне могла взять на борт VIP-персону и спасти ему жизнь в случае дворцового переворота или репрессий.

В доме, который до 1991 года находился на особом балансе КГБ, могли поселиться только сотрудники различных ведомств и служб, «ответственные работники», герои Гражданской войны, старые большевики, выдающиеся учёные и писатели, служащие Коминтерна, герои войны в Испании, а также обслуживающий персонал с безупречной рабоче-крестьянской биографией и готовностью служить в ЧК.

Самыми престижными считались подъезды, окнами выходившие на Кремль. Там и квартиры были шести- и семикомнатные, были конечно и однокомнатные, с видом на служебные помещения.
Квартиры давались по чину, а не по деньгам, как теперь.

По меркам тех времен жильцам очень повезло - отдельные благоустроенные и полностью меблированные квартиры, украшенные фресками и лепниной. Есть лифты, горячая и холодная вода, полное обеспечение. Никаких забот и хлопот - другие о такой роскоши могли только мечтать. Живи, как говорится, и радуйся.

Но радость эту каждый день отравлял яд страха - «чекисты» в черных-черных куртках и черных-черных хрустящих сапогах, приходящие по ночам.
Брали обвиняемого и увозили в неизвестном направлении. Затем приходили за его женой. Ее ссылали в АЛЖИР (Акмолинский лагерь жен изменников родины в Казахстане), а детей - в детприемник. В детприемниках детей переименовывали, и найти их потом было невероятно сложно.

В Доме некоторое время жили дети самого Сталина - Светлана и Василий, сын Феликса Дзержинского – Ян, архитектор Дома на набережной Борис Иофан (сам проектировал – сам и жил);

Одними из первых жильцов числятся Куйбышев, маршал Жуков, маршал Тухачевский (расстрелян в 37-м); маршал Баграмян, генерал Каманин, будущий генсек Никита Хрущев, ученые и технические специалисты, конструктор ракетно-космической техники Глушко, летчик и участник арктических экспедиций Михаил Водопьянов, хирург-онколог академик Николай Блохин, поэт Демьян Бедный, а еще Артем Микоян, Алексей Косыгин, писатель Александр Серафимович, в честь которого названа улица, на которой находится Дом. Хореограф Игорь Моисеев. До сих пор во всех подробностях сохранилась квартира знаменитой балерины Улановой – огромное количество людей, повлиявших на Историю.

/fotki.yandex.ru/next/users/evge-chesnok ov/album/173001/view/962819?page=1" target="_blank">
vge-chesnokov/album/173001/view/962817?p age=1" target="_blank">


Отдельно в ряду знаменитостей, живших в Доме на набережной, стоит имя писателя Юрия Трифонова - автора повести «Дом на набережной», что впоследствии вытеснило первоначальное «Дом правительства».
Семья Юрия Трифонова проживала в этом доме и его родители в 1937-1938 годах оказались в жерновах сталинских репрессий. В основе повести - реальные события, происходившие с жильцами Дома.

2 ноября 1989 года считается днём рождения краеведческого музея «Дом на набережной», директором которого является Ольга Романовна Трифонова: «Мы находимся в бывшей квартире, если грубо сказать,- вертухая, а если вежливо сказать,- охранника первого подъезда, самого престижного подъезда Дома на набережной. После перепланировки музей получил ещё одно помещение, где воссозданы интерьеры жилой комнаты.

Музей организовала жительница дома, женщина фантастической энергии Тамара Андреевна Тер-Егиазарян (1908-2005). Со временем народный музей преобразовался в муниципальный, а затем - в государственный.


Посетителей встречает чучело пингвина, привезённого когда-то из северной экспедиции лётчиком Ильёй Мазуруком (то ли пингвин сам забрался в самолёт, то ли лётчики захватили животное на память.

Воссоздана среда обитания партийных работников и советской интеллигенции 1930-х (личные вещи, фотографии, подлинная мебель, выполненная по эскизам главного архитектора дома Б.М. Иофана)

Все экспонаты переданы в дар музею жильцами дома, некоторые даже были случайно найдены. Прежнее поколение умирает или продает квартиры, въезжают новые жильцы, они выносят на помойку возле дома бесценные свидетельства истории и культурные ценности: старинные фотографии знаменитых людей, предметы быта и одежды.

Например, могут вынести генеральский мундир крупного советского военачальника или стеклянные фотопластинки известного фотографа.
А сколько всего интересного рассказывали старые жители Дома на набережной!


экскурсии проводятся под включенный патефон


Личные вещи жильцов дома. Фрагмент экспозиции Музея «Дом на набережной»

Особую ценность и гордость сотрудников музея составляют архивы. Здесь сохранилась переписка репрессированных жильцов здания, многочисленные документы, даже личные записи и дневники.


Фуражка нквдешника ненастоящая.

В Доме на набережной жили и жертвы, и палачи: кровавый Г. Ягода, нарком-убийца Ежов, Вышинский, Каганович, или человек, участвовавший в расстреле царской семьи (позднее Филипп Голощёкин был арестован по обвинению в троцкизме и расстрелян). Здесь всё перемешалось, как и во всей русской истории ХХ века.


Портрет Сталина, нарисованный кем-то из жильцов

Юрий Трифонов в романе «Время и место» написал великую фразу: «Это были времена величия малых поступков».
Например создатель Ботанического сада Николай Цицин однажды увидел во дворе мальчишек с грудным ребёнком. Оказалось, что ребята услышали плач, тайком залезли в опечатанную квартиру соседей и нашли в стенном шкафу младенца. Обласканный властью академик не прошёл мимо, взял ребёнка «врагов народа» и велел своей домработнице увезти его в деревню. Так он спас одну жизнь.

Сейчас уже трудно отделить легенды от фактов…Среди самых «прославленных» призраков дома - безымянная дочь командарма. Якобы ее отца и мать арестовали днем на службе, а когда вечером пришли за ней, девушка отказалась открывать дверь, пригрозив чекистам отцовским наганом. Рисковать, по легенде, они не стали и просто забили окна и двери в квартиру, отключив воду, свет и телефон. Девушка долго просила о помощи, затем крики из замурованной квартиры стихли. С тех пор призрак дочери командарма якобы иногда появляется ночью на набережной перед Театром Эстрады.

В доме, с которым связано столько трагически оборванных судеб, произошла реальная история с одной из современных жительниц дома, которую преследовал полтергейст. Когда подняли архивы на её квартиру, выяснилось, что в годы репрессий всех жильцов расстреляли.
Но мало ли таких квартир было в Доме на набережной? В те годы расстреливали и ссылали целыми семьями, а освободившиеся площади снова быстро заселяли.

Еще одна легенда Дома на набережной, мальчик-пророк Лева Федотов,который в своих дневниках якобы предсказал Вторую мировую и то, что СССР будет поначалу нести большие потери, а война примет затяжной характер.


В центре зала есть инсталляция, посвящённая людям, погибшим в 1937 году, и милые люди из какого-то заводика в Останкино помогли найти куски колючей проволоки старого образца.

Музей «Дом на набережной» - это не только музей истории всех жителей дома 1930-50-х гг., но и истории страны. Здесь сохранился концентрат истории, культуры, политики. Здесь сохранились материальные свидетельства прошлой жизни: предметы быта, фотографии.
Удивительным образом, здесь продолжают жить люди той эпохи, некоторые перевалили свой 100-летний юбилей. в Доме на набережной жило и продолжает жить большое количество долгожителей.

С 1997 ежегодно, в марте, проводятся выставки и встречи "Столетия", посвященные памяти тех жителей Дома, кому бы исполнилось 100 лет в прошедшем году.

на набережной

Жизнь, могущество и падение знаменитых жильцов

30 октября в России отмечается День памяти жертв политических репрессий. ТАСС рассказывает о судьбах жильцов дома, в котором в годы Большого террора из двух тысяч было арестовано восемьсот человек и около трехсот - расстреляно

Память детства

Во двор дома на улице Серафимовича, 2, более известного как Дом на набережной, заходит высокий мужчина в черном пальто. Он идет вдоль Театра эстрады, останавливается у подъезда №7 и смотрит наверх, отыскивая нужный балкон.

"Вон наши окна. Там пятикомнатная квартира №141, тогда она была коммуналкой. Наша семья занимала две комнаты, но не так-то это и плохо, скажу я вам, - там выходило больше пятидесяти "квадратов" на родителей и нас с братом".

Один из трех дворов знаменитого дома по адресу: улица Серафимовича, 2

В этой квартире Анатолий Беляев родился и вырос. В знаменитый дом его родители - сотрудники Совмина - въехали после Великой Отечественной войны. Пятьдесят "квадратов" на семью по меркам того времени - это совершенно немыслимая роскошь: норма площади на человека в 30–40-е годы равнялась четырем с половиной метрам. Но тут, в огромном доме напротив Кремля, жили совсем по другим законам.

"Коммуналок тут было немного, в основном жильцы располагались в отдельных квартирах. А квартиры были и по сто, и по двести метров, по десять комнат - особенно в первом и двенадцатом подъездах, где жили самые высокопоставленные люди".

В квартире, где родился Анатолий Беляев, до войны было арестовано трое жильцов. Об этом он узнал, уже став взрослым

Анатолий Беляев - историк. И Дом на набережной для него не столько место, где прошли детство и юность, сколько объект изучения, символ беспомощности людей перед тоталитарной властью, живой свидетель эпохи Большого террора. Уже став студентом, Беляев изучил историю своей квартиры, и оказалось, что она стала коммунальной только после войны. А в тридцатые там сменилось трое жильцов, и все они были репрессированы.

Потом Анатолий узнал от своего школьного друга из соседнего подъезда, что и в его квартире жил репрессированный - завсектором печати ЦК ВЛКСМ Анатолий Диментман.​

"Его квартира была коммунальной даже в 30-е, - вспоминает Анатолий Беляев. - И вот его мама как-то много лет спустя рассказала, как арестовали соседа по комнате Диментмана. В квартиру позвонил консьерж и сказал, что соседи из квартиры снизу жалуются на протечку. Попросили проверить, не течет ли труба в комнате у Диметмана. Соседка к нему постучала - Диметман ответил, что все в порядке. Передали консьержу. И буквально через четыре минуты в квартиру пришли сотрудники НКВД с ордером на арест. То есть чекисты уже давно были внизу, в подъезде, а звонок насчет протечки был просто способом проверить, дома Диментман или нет. Ему дали 15 лет лагерей".

Когда-то вахтерами в подъездах работали сотрудники НКВД и вся жизнь жильцов была у них на виду. Сегодня тут установлены обычные домофоны. Хотя и "охрана" присутствует

Подобных уловок у чекистов было много, говорит Анатолий Беляев. Например, они иногда врывались в квартиру через грузовой лифт, который выходил прямо в кухню. Такой прием использовался, когда арестовывали военных, чтобы застать семью врасплох, а человек не успел покончить с собой.

Впрочем, были в доме и те, кто сводил счеты с жизнью, почуяв опалу и не дожидаясь, когда за ним придут. Среди них нарком авиации и старший брат Лазаря Кагановича Михаил, партийный руководитель Константин Пшеницын, руководитель агентства ТАСС Яков Долецкий.

Но в детстве, конечно, об этих событиях Анатолий даже не догадывался. И не мог понять излишней, на его взгляд, осторожности родителей.

За восемьдесят с лишним лет облик дома немного изменился - например, в 30-е тут не было мусоропровода. Зато на площадке сохранились старые лестницы и плитка на полу

"Уже не было в живых Сталина, а во взрослых все еще жил постоянный страх, это чувствовалось, - вспоминает Беляев. - Я помню, как однажды летом 53-го, как раз когда арестовали Берию, пришел домой из садика и рассказал маме и папе стишок, который услышал от мальчишек в группе:

"А Берия, а Берия

Потерял доверие,

А товарищ Маленков

Надавал ему пинков".

Мы с мамой и папой были одни в квартире, никто нас не слышал, но родители разом замерли как вкопанные, отец огляделся по сторонам, а мама - надо сказать, очень сильная волевая женщина - очень медленно подошла ко мне, села передо мной на корточки и, тревожно посмотрев на меня, шепотом спросила:

Сынок, кто тебе это сказал?

Да в садике все рассказывают! - ответил я. Тогда мама так же шепотом попросила никогда и никому так больше не говорить".

Но, несмотря на дурную славу, этот дом для большинства советских граждан с самого первого дня его существования был символом иной, блестящей и красивой, жизни - с платьями, духами, личным автомобилем и дачей, с приемами в Кремле и особой, вкусной едой - символом жизни избранных, к которой так хотелось прикоснуться.

Из окна одного из подъездов открывается панорама на "Красный Октябрь", Москву-реку, Крымский мост и парк Горького

На особом положении

"В начале тридцатых, когда дом только заселяли, думаю, никто не осознавал того, что половину жильцов через пять-шесть лет низвергнут и расстреляют", - рассказывает директор музея "Дом на набережной" Ольга Трифонова, вдова писателя Юрия Трифонова. Именно после его романа "Дом на набережной", написанного в 1975 году, это название прочно закрепилось за домом.

Директор музея "Дом на набережной" Ольга Трифонова

Вся эта роскошь - квартиры по пять, а то и десять комнат с высокими потолками, чудесным паркетом, с личной ванной, горячей водой и газовыми плитами - воспринималась как награда за преданность партии, делу революции. Жить тут было не просто престижно, это означало принадлежность к благам, о которых другие не могли и помыслить.

В романе, прославившем Дом на набережной на весь мир, писатель описал свои личные воспоминания детства: он жил здесь, в седьмом подъезде, до своего тринадцатилетия.

"Юрий Валентинович рассказывал, как детей, особенно девочек, из Дома на набережной караулили мальчишки за углом и отбирали у них завтраки - бутерброды с сыром, ветчиной или бужениной, - рассказывает Ольга Трифонова. - Но чаще бывало так, что голодные ребятишки из соседних кварталов приходили к воротам дома и просили поесть у взрослых…"

Буженина и сыр в середине 30-х даже для москвичей были настоящим деликатесом: отмена карточек в 1935 году привела к резкому скачку цен на продукты, поэтому многие семьи действительно недоедали или могли позволить себе только самые необходимые продукты.

Но, несмотря на особое положение, многие жильцы держались без заносчивости - большинство из них были выходцами из беднейших семей рабочих и крестьян.

А вот жены у некоторых "старых" большевиков были из благородных.

"Считалось престижным иметь красивую, хорошо образованную жену, - поясняет Ольга Трифонова. - А женщины эти шли за большевиков, потому что хотели под сильное крыло, за надежную спину".

Судьбы узников. Семья Пятницких

Один из таких большевиков - Осип Пятницкий, видный советский политический деятель, глава Коминтерна. Выходец из бедной еврейской семьи, он женился на красавице Юлии Соколовой, дочери священника и польской дворянки. В браке с Осипом она родила двоих сыновей.

24 июня 1937 года Осип Пятницкий выступил на Пленуме ЦК ВКП (б), который, по сути, стал прологом к Большому террору. На Пленуме нарком НКВД Ежов говорил о повсеместном заговоре врагов, военных заговорщиков, троцкистов, о необходимости ликвидации "вражьих гнезд", о том, что часто враги маскируются под хороших работников, но именно хорошие работники чаще всего оказываются вредителями. Пятницкий не побоялся выступить против предоставления НКВД чрезвычайных полномочий для борьбы с внутренней контрреволюцией. Через два дня на очередном заседании Пленума Ежов обвинил Пятницкого в троцкизме, а 7 июля его арестовали.

Юлию Пятницкую и детей тотчас выселили с дачи в Серебряном Бору и из просторной квартиры, правда оставив в доме и переселив их в квартиру репрессированного большевика Карла Радека.

28 июня 1938 года Верховный суд СССР признал Осипа Пятницкого виновным - после многочасовых допросов и пыток большевик признался в создании троцкистской организации в партиях Коминтерна и в подготовке покушения на Лазаря Кагановича. 9 июля 1938 года Пятницкого расстреляли.

А в начале осени Юлию Иосифовну с младшим сыном Владимиром сначала выслали в Кандалакшу, а потом арестовали и, обвинив в "антисоветской агитации среди рабочих Новогэсстроя", приговорили к пяти годам лагеря.

13-летнего Владимира приютили родители друга, но вскоре ребенка забрали в детский дом. Старший, десятиклассник Игорь, так же как и мать, был заключен в лагерь.

Соколову-Пятницкую направили на строительство Мухтарской плотины в Казахстан, где она работала землекопом. Зимой 1940 года она простудилась и заболела, но в помощи врача лагерное начальство ей отказало. Спустя годы ее старший сын Игорь узнал от одной из заключенных, отбывавших срок вместе с Пятницкой, что ее, больную, положили на мороз в загон для овец.

По воспоминаниям женщины, конвоир не позволил ей подойти и помочь. Спустя два дня Юлия Пятницкая умерла.

В 30-е годы Дом на набережной был самым большим и роскошным жилым комплексом Европы

Михаил Кольцов.

Приглашение на казнь

Одним из самых известных жильцов Дома на набережной был Михаил Кольцов. Его называли "неистовым", он никогда не изменял своему принципу - всегда быть в гуще событий. Спецкор газеты "Правда", Кольцов ездил по стране, рассказывал в своих репортажах о достижениях шахтеров, инженеров, конструкторов, спускался в шахты строящегося метро, летал вместе с пилотами на новых самолетах, вместе с инженерами испытывал новую технику.

В 1936 году Кольцова отправили в Испанию, где разразилась гражданская война, но его деятельность выходила за рамки журналистики: по сути, Кольцов был негласным представителем властей СССР при республиканском правительстве. Репортажи с мест тех событий потом вошли в знаменитый "Испанский дневник", в котором он вел повествование от имени Мигеля Мартинеса.

Казалось бы, более успешной карьеры нельзя было и вообразить. В личной жизни у Кольцова после двух развалившихся браков тоже наступила светлая полоса: в 1932 году он встретил большую любовь - немецкую писательницу Марию Остен, которая приехала с ним в СССР и стала его женой.

В апреле 1937 года Кольцова вызвали в Москву для доклада. Позже брат журналиста Борис Ефимов вспоминал в очерке "Судьба журналиста", как Кольцов рассказал ему о том приеме:

"Наконец беседа подошла к концу. И тут, рассказывал мне Миша, Сталин начал чудить.

У вас есть револьвер, товарищ Кольцов?

Есть, товарищ Сталин, - удивленно ответил я.

Но вы не собираетесь из него застрелиться?

Конечно, нет, товарищ Сталин, - еще более удивляясь, ответил я.

Ну вот и отлично, - сказал он. - Отлично! Еще раз спасибо, товарищ Кольцов. До свидания, дон Мигель".

На другой день Кольцов поделился с братом:

"- Знаешь, что я совершенно отчетливо прочитал в глазах "хозяина", когда он провожал меня взглядом?

Я прочитал в них: слишком прыток".

Михаил Кольцов (справа) во время командировки в Испанию

Несмотря на боевые награды, избрание в Верховный совет, горячие приемы и фантастическую популярность, Кольцов чувствовал, что что-то идет не так. Позже его брат описал те события и переживания, которыми с ним делился журналист.

Вскоре с визитом в Москву приехали друзья Кольцова - командующий военно-воздушными силами Испанской Республики Игнасио Сиснерос с женой, журналисткой Констансией де ла Мора. Чету пригласили на прием к Сталину. А Кольцова, который этот приезд организовывал, подготовил для Сталина биографию супругов, чтобы тот в беседе мог блеснуть знаниями заслуг гостей, - нет. Это был еще один тревожный звонок, который еще больше усилил тревогу Кольцова.

"А еще через день брат очень живо, с забавными подробностями, рассказывал мне, как, темпераментно перебивая друг друга, супруги Сиснерос описывали прием у Сталина, как они были потрясены и очарованы его простотой и добродушием…

Я молча слушал брата, и меня сверлил один-единственный вопрос, который я наконец задал, хотя ответ был ясен заранее:

Скажи, Мышонок. А... А тебя не пригласили?

Он посмотрел на меня своим умным, все понимающим взглядом.

Да, - сказал он, очень отчетливо выговаривая слова, - меня не при-гла-си-ли".

Заключенный Михаил Кольцов. Фото из следственного дела

Кольцова арестовали 12 декабря 1938 года в редакции "Правды", сразу после его выступления в Доме литераторов. Следствие длилось более года. Не выдержав пыток, Кольцов признал себя виновным в "антисоветской и троцкистской деятельности" и оговорил более семидесяти участников "заговора". 2 февраля 1940 года журналиста расстреляли.

Жена Кольцова, Мария Остен, узнав об аресте мужа, срочно приехала из Парижа, чтобы выступить в защиту журналиста, - для этого она даже приняла советское гражданство. В июне 41-го ее арестовали и расстреляли в саратовской тюрьме.

Спустя десятилетия стало известно, что причиной ареста Кольцова послужил донос французского коммуниста, генерального секретаря интернациональных бригад в Испании Андре Марти, который он направил лично Сталину. Марти подчинялись более 35 тысяч коммунистов, и только Кольцов не был под его властью и осмеливался указывать Марти на его ошибки. Так журналист нажил себе врага.

Семья Трифоновых

Революционер и дипломат Валентин Трифонов с женой Евгенией Лурье-Трифоновой и детьми Юрой и Таней были одними из первых жильцов Дома на набережной: их поселили в просторной квартире №137 в седьмом подъезде в 1931 году. У детей были очень близкие отношения с матерью. Школьный друг Трифонова вспоминал, что тетя Женя "…была в курсе всех наших дел и интересов, ругала нас за проказы и утешала, когда это было необходимо".

21 июня 1937 года отца арестовали. Пока велось следствие, семью Трифоновых не выселяли: они продолжали жить в своей квартире. Позже Юрий рассказывал жене Ольге, как резко менялось отношение соседей, учителей, одноклассников к опальным.

В некоторых школах практиковалось публичное отречение от родителей - врагов народа. Хотя многое зависело от позиции директора. В музее "Дом на набережной" рассказывают о случае, когда во время выпускных экзаменов у девочки, живущей в доме, арестовали родителей. Одноклассники рассказали директору новость, и тот велел бежать за ней и привести во что бы то ни стало. Девочка пришла заплаканная, с распухшим лицом, но учителя буквально "вытянули" ее, заставили что-то пролепетать, и таким образом экзамен был сдан.

"Понимаете, - объясняет Ольга Трифонова, - учителя знали, что если девочка не получит аттестат, то не сможет устроиться на работу и пропадет без родителей, с клеймом "дочь врага народа". Это было рискованным делом, но они не побоялись ей помочь".

Ольга Романовна рассказывает, что ее муж до конца жизни избегал даже приближаться к дому - слишком болезненны были воспоминания детства

Еще одна история, ставшая уже легендой дома, приключилась со знаменитым биологом и селекционером академиком Николаем Цициным. Однажды он увидел, что квартиру соседей опечатали. И вдруг услышал, что из-за дверей плачет маленький ребенок. Академик не побоялся и вскрыл печать, зашел в квартиру и нашел малыша в шкафу - оказалось, дедушка там спрятал внука. Цицин забрал ребенка и отвез его к своим родственникам.

"Конечно, благородные поступки были, но это, скорее, редкость, - говорит Ольга Трифонова. - Если семью оставляли на время следствия жить в квартире, соседи почти всегда просто переставали здороваться, делали вид, что этих несчастных людей не существует".

15 марта 1938 года Валентина Андреевича Трифонова расстреляли. Его семья ничего об этом не знала - о вынесенном приговоре родственникам не сообщали. А спустя две недели, 3 апреля, пришли за его женой. В своем дневнике Юра написал:

"Сегодня ночью пришли из НКВД и забрали маму. Нас разбудили. Мама держалась бодро и к утру уехала…"

16 мая 1938 года НКВД приговорило Евгению Лурье-Трифонову к восьми годам лагеря как жену изменника родины. Ее отправили в Акмолинский лагерь жен изменников родины - так называемый АЛЖИР.

"Была такая статья - "Недоносительство на члена семьи - врага народа", - рассказывает Ольга Трифонова. - Под нее попадали почти все жены репрессированных, особенно высокопоставленных. Детей забирали в детприемник НКВД и распределяли по детдомам, меняли им фамилии. Если детей было несколько, их разлучали, и потом уже они не могли друг друга найти".

Юрию и Татьяне Трифоновым повезло - их забрали к себе родственники.

Евгения Лурье-Трифонова писала детям из лагеря в декабре 1939 года:

"Желаю вам быть счастливыми и бодрыми. Постараюсь быть такой сама… Немного не получается с "счастьем", но это, я надеюсь, временное… Получила от вас посылку с валенками. Вторую зиму в парусиновых туфлях при минус 40 градусов я бы просто не вынесла…"

Поначалу Евгения Трифонова работала на кирпичном заводе, но спасла профессия - зоотехника. Такие люди в лагере были наперечет, так что вскоре ее перевели на ферму.

Женщина тяжело переживала разлуку с детьми: "Так хочу погреться возле вас после всего этого холода и ужаса. Пишу с нового места работы, из Долинки. Буду еще три недели преподавать зоотехникам в Учкомбинате… Ни здесь, ни там душе нет покоя, и не стоит ломать голову, где лучше. Лучше мне будет только с вами" (18 марта 1942).

В лагере Евгения Лурье-Трифонова умудрялась рисовать и писать, готовила материалы для стенгазеты - по ее признанию, просто для того, чтобы не падать духом. Вернуться в Москву к детям Евгении Абрамовне разрешили только в конце 1945 года.

Официальное наименование: Дом правительства; другие названия: Первый Дом Советов, или Дом ВЦИК и СНК СССР. Жилой комплекс ВЦИК и СНК СССР занимает площадь в три гектара. 25 подъездов выходят на две магистрали: ул. Серафимовича и Берсеневскую наб.

Во время переноса в 1918 г. советской столицы в Москву было переведено большое количество госслужащих. Поначалу их расселили в так называемых домах советов (гостиницы «Националь», «Метрополь», прочие здания), однако жилой площади постоянно не хватало. В связи с тем, что в центре Москвы образовалась нехватка гостиничных мест, в 1927 г. создали комиссию по строительству Дома ЦИК и Совета народных комиссаров под председательством главы правительства Алексея Рыкова. Комиссия, в которую входили секретарь ЦИК Авель Енукидзе, архитектор Борис Иофан и глава ОГПУ Генрих Ягода, решил, что квартиры в доме будут предоставлять членам ЦК ВКП(б), Комиссии партийного контроля, наркомам и их заместителям.

Впоследствии в дом стали заселять военачальников, писателей и артистов, Героев Советского Союза, старых большевиков и пр. 24 июня 1927 г. было принято решение о начале строительства дома для ответственных работников, которое продлилось до 1931 г. Жильцами дома стали главным образом представители формировавшейся советской элиты: учёные, партийные деятели, герои Гражданской войны, Герои Социалистического Труда, Герои Советского Союза, старые большевики, выдающиеся писатели, служащие Коминтерна, герои войны в Испании.

Дом на набережной был построен по проекту Б. М. Иофана на месте, где до этого находились винно-соляные склады, что нашло отражение в архитектуре его внутренних дворов. За ходом строительства следил лично А. И. Рыков. По первоначальному проекту дом должен был быть красным, как и Кремль, однако, в связи с нехваткой денег, внешние стены дома стали серыми. 12-этажный дом на набережной с 505 квартирами (24 подъезда) стал одним из самых крупных домов в Европе.

На площадках по две квартиры. В квартирах был дубовый паркет, художественная роспись на потолках. Фрески делали специально приглашённые из Эрмитажа живописцы-реставраторы. На потолках красовались пейзажи разных времён года, цветы, фрукты. На кухне имелось отверстие в стене для самоварной трубы и выход грузового лифта, на котором вывозили мусор. Вахтёр заведовал лифтом; наверх пассажир поднимался в компании сопровождающего, вниз приходилось спускаться пешком или стучать по металлической двери шахты, чтобы вахтёр услышал и поднялся.

Дом включал в себя клуб (ныне Театр эстрады), кинотеатр на полторы тысячи мест, спортивный зал, универмаг, прачечную и амбулаторию, сберкассу и отделение связи, детский сад и ясли. В столовой жители дома бесплатно (по талонам) получали готовые обеды и сухие пайки, так что самим готовить пищу было необязательно. Во внутренних дворах дома были разбиты газоны с фонтанами. Мебель в доме была унифицирована: стулья, столы, буфеты и прочее имели бирки инвентарных номеров. Жильцы, въезжая, подписывали акт приёмки, в котором учитывалось всё - вплоть до шпингалетов и дубовой крышки от унитаза. Горячая вода подавалась от теплоцентрали.

Стройку курировал Генрих Ягода. Подъезд № 11 - нежилой, в нём нет ни квартир, ни лифтов. Предполагается, что отсюда или прослушивали квартиры жильцов других подъездов, или за стенами скрыты некие тайные помещения. Помимо этого подъезда в доме имелись конспиративные квартиры чекистов. Чекисты работали в доме под видом комендантов, консьержей, лифтёров, и в своих квартирах встречались со своими осведомителями или прятали таинственных жильцов, как, например, агента советской разведки в Южной Африке Дитера Герхардта. Многие жители дома были репрессированы целыми семьями.

Дом объявлен памятником истории и охраняется государством. В доме расположены жилые корпуса, Театр эстрады, кинотеатр «Ударник», магазин сети «Седьмой континент», студия звукозаписи Soundworx и ряд прочих коммерческих организаций.

Для посетителей открыт муниципальный краеведческий музей, в создании которого принимала участие вдова Юрия Трифонова Ольга Романовна Трифонова (Мирошниченко). В музее с использованием сохранившейся мебели хранители попытались воспроизвести атмосферу 1930-х гг. 39 мемориальных досок установлено на фасадах здания, и шесть в подъездах.

Впервые словосочетание «Дом на набережной» было употреблено Юрием Трифоновым в заглавии одноимённого романа. Также этот дом упоминается в «Дневнике Лёвы Федотова и рассказах о нём самом», написанном М. Коршуновым. В 1960–1990-х гг. этот дом носил неофициальное название «трёшка», так как именно от него открывается вид на Кремль, изображенный на советской трёхрублевой денежной купюре.

После возвращения в 1918 году столицы в Москву сюда перевели много госслужащих. Поначалу их расселили в так называемых домах Советов (гостиницы » и ), но площади не хватало. Поэтому 24 июня 1927 года решили возвести специальный дом на месте винно-соляных складов. Строительство по проекту Бориса Иофана шло до 1931. Не все было гладко: сначала Иофана попросили внести изменения в план и увеличить количество квартир с 440 до 505, затем запретили снос церкви Николая Чудотворца на Берсеневке, а потом в первом корпусе произошел загадочный пожар. В итоге дом сдавали по частям.

Сюда посетили представителей советской элиты: ученых, партийных деятелей, Героев Гражданской войны, Социалистического Труда и Советского Союза, старых большевиков, писателей, служащих Коминтерна, военных героев. В честь одного из жильцов - писателя Александра Серафимовича - в 1933 году переименовали улицу, где стоит этот дом.

Архитектор задумывал дом на набережной темно-красным или розовым, но украшение гранитной крошкой признали дорогим. В итоге здание стало серым.

Путеводитель по архитектурным стилям

Дом стал крупнейшим в Европе. Это был уникальный комплекс на 505 квартир со всем необходимым: можно было вообще не выходить на улицу. В доме работали клуб (сейчас это «Театр эстрады»), кинотеатр «Ударник» на 1 500 мест, универмаг, прачечная, спортзал, амбулатория, сберкасса, отделение связи, детский сад и ясли. В столовой жильцы по талонам бесплатно получали готовые обеды и сухие пайки. Во дворах-колодцах были газоны с фонтанами.

На этажах дома на набережной устроили по две квартиры. Там лежал дубовый паркет, а на потолках красовались пейзажи времен года, цветы и фрукты. Расписывали их живописцы-реставраторы из Эрмитажа. Мебель по проекту Иофана была одинаковой во всех квартирах: на стульях, столах, буфетах, шкафах, тумбах и диванах с длинными валиками были инвентарные номера. Жильцы, въезжая, подписывали акт приемки, где учитывалось все - вплоть до шпингалетов и дубовой крышки от унитаза.

На кухне было отверстие в стене для самоварной трубы и выход грузового лифта для вывоза мусора. Лифтом заведовал вахтер: наверх пассажир поднимался в компании сопровождающего, вниз спускался пешком или стучал по двери шахты, чтобы вахтер поднялся. Работали и консьержи - это был первый охраняемый дом в советской России.

Подъезд №11 - нежилой. Там нет ни квартир, ни лифтов.

Предполагают, что отсюда прослушивали квартиры жильцов других подъездов, а за стенами были скрыты тайные помещения. Но есть и другая версия: для увеличения количества квартир Иофану пришлось разделить площади 11 подъезда между 10 и 12.

В доме на набережной были и секретные квартиры чекистов. Они работали под видом комендантов, консьержей, лифтеров, а в своих квартирах встречались с осведомителями и прятали таинственных жильцов, например, агента советской разведки в Южной Африке Дитера Герхардта.

Во время Большого террора второй половины 1930-х многих жителей дома репрессировали. Считалось, что маленький худенький чекист мог прослушивать квартиры, находясь между стенами (дом построен как термос), а для скрытного «вывоза» виновных чекист попадал в квартиру через мусоропровод. Рассказывали также о подземном ходе на Лубянку.

Сейчас дом на набережной - элитный жилой дом. Но до сих пор там творится какая-то чертовщина - слышны шаги и разговоры, жильцов мучают кошмары. А для посетителей работает краеведческий музей Дома на набережной. В его создании участвовала Ольга Романовна, вдова Юрия Трифонова.

Говорят, что... ...в доме на набережной можно увидеть призрак дочери командарма. Ее родителей арестовали на службе, а за ней приехали ночью. Девушка с отцовским наганом пообещала застрелить любого, кто войдет в дверь. Тогда нарком Ежов распорядился замуровать ее в квартире, отключив воду, свет и телефон. Девушка неделю звала на помощь, но тщетно.
...дом на набережной построили из кладбищенских плит с разоренных большевиками могил.

А что о доме на набережной знаете вы?